Меню
Эрих Нойманн

Психологические стадии женского развития.

В «Происхождении и развитии сознания»[1] мы проследили такое развитие архетипических стадий, ведущих к становлению сознания и эго, которое мы определяем как «патриархальное», присущее преимущественно развитию западного мужчины с его характерными ценностями.

Хотя развитие сознания в патриархальном направлении также необходимо современной женщине, ее развитие происходит преимущественно в ином направлении. Нормальное развитие Западной женщины, а также психологические предпосылки ее неврозов, составляют эмпирическую основу для того эскиза, который мы попытаемся здесь представить.

Первый этап женского, равно как и мужского развития заключается в психическом единстве, представляемом символом уробороса, зме́я образующего замкнутый круг, пожирающего свой хвост. Мы предпочитаем использовать именно этот символ, нежели концепцию бессознательного, потому что в нем отражается жизненность и динамическая оппозиция процессов – особенности, которые нельзя передать лишь упомянув о бессознательном.

Изначально психологическая ситуация заключается в преобладании слияния, или, лучше сказать, неразделенности эго и бессознательного. Здесь мы сталкиваемся со стадией пре-эго, которая филогенетически и онтогенетически находится в начале развития всякого индивидуального сознания. В этой стадии эго женщины, как и эго мужчины, относится к бессознательному, как матери, чье превосходство столь велико, что мы пока не можем говорить о разделении между матерью и ребенком, бессознательным и эго. В определенной степени ребенок все еще не рожден и содержится в материнском уроборосе. Индивидуально эта ситуация выражается в недостатке разделенности между матерью и ребенком, так же, как это видно на примере коллективов, где личностное сдерживается надличностным, материнской ограждающей силой группы, рода, семьи, которые в значительной степени определяют то, что индивидууму позволено делать, а что – нет.

Изначально бессознательное предстает как добрая мать – то есть ее первоначальное отношение (primal relationship) несет положительный акцент для зависимого, инфантильного эго, которое защищено и вскормлено материнским бессознательным. Под «изначальной связью с матерью» мы подразумеваем совокупность отношений младенца или ребенка с матерью до того как у него появилась отграниченная индивидуальность с ее эгоцентрировнным сознанием. В большей степени надличностные, чем личностные факторы действуют в основе отношений, поскольку ребенок подвергается действию трансперсональных, архетипических сил.

Архетипически первоначальные отношения – т.е. полная зависимость эго и индивидуального от бессознательного и группы – выражены в проекции на мать, которая, не смотря на ее индивидуальность, производит на ребенка впечатление материнского уробороса и Великой Матери[2]. Отношения между дочерью и матерью фундаментально отличаются от таковых сына, и понимание этого различия стоит в основе понимания расхождения между психологией женщины и мужчины.

Если мы говорим так, то следующим решающим моментом в развитии мальчика будет восприятие им матери как «непохожего тебя» (dissimilar thou), отличающейся от него самого, в то время как девочка будет воспринимать свою мать как «похожего тебя», не отличающейся от нее, возникает вопрос: В каком смысле нам нужно понимать это, и как такого рода «различие» возможно, поскольку младенец не может изначально быть в курсе – и действительно, как мы знаем, не осознает – каких-либо половых различий?

Эмбриональные, равно как и младенческие, отношения между матерью и ребенком являются прототипом всех дальнейших первоначальных взаимоотношений. В этом смысле первоначальные взаимоотношения в действительности «возникают» из матери; то есть, это известно по материнскому архетипу, психического прототипа материнского элемента, живущего в психике человека. Однако это не означает, что реакция детской психики возникает вследствие воздействия первоначальных взаимоотношений со своей матерью в том смысле, что, психоанализ предполагает уникальный персональный опыт индивида как причину для дальнейшего развития. Эмбриональные и младенческие взаимоотношения с матерью являются прообразом мистического соучастия и «удерживание эго в уроборосе» [3] является лишь наглядной иллюстрацией данного факта.

В истории человечества различение между мужчиной и женщиной принадлежит к числу ранних и наиболее впечатляющих проекций противоположностей, и человечество еще на заре своего развития использует мужчину и женщину в качестве прообраза противоположностей в целом. По этой причине каждая архетипическая оппозиция с легкостью берет на себя символизм Маскулинного и Фемининного, и, следовательно, оппозиция сознательного и бессознательного переживается в рамках этого символизма, Маскулинное идентифицируется с сознанием, а Фемининное с бессознательным. Эта символическая оппозиция ни в коем случае не ограничивается вторичными проявлениями в виде анимы и анимуса[4], но возникает из первоначального удерживания в уроборосе, месте рождения «маскулинного» сознания и «материнского» бессознательного. Объективность сознания развивается из недифференцированного бессознательного в процессе человеческой истории через символическое «отделение» Маскулинного от Фемининного. Мальчик переживает принцип оппозиций между Маскулинным и Фемининным внутри первоначальных взаимоотношений со своей матерью, взаимоотношения, от которых следует отказаться, поскольку мальчик нуждается в том, чтобы найти свою собственную идентичность как мужчины. Совокупность психэ, центром которой является Самость, существует в отношениях отождествления с телом, носителем психических процессов. Физические изменения от ребенка до мальчика, юноши, мужчины и старика также сопровождаются психическими изменениями, которые значительно отличаются от соответствующих изменений в развитии женщины. Следовательно, в отношениях между полами, мы должны предполагать биопсихическое различие, которое проявляется архетипическими и символическими путями, даже если это различие не может быть выраженно в какой-либо строгой характерологической категории. Таким образом, Самость как полнота личности справедливо носит вторичные половые характеристики, и оба – тело и психэ тесно взаимосвязаны в своей зависимости от гормонов[5].

Даже когда в пре-патриархальных сообществах мальчики долго остаются с женской группой и сформированы их мистическим соучастием, опыт переживания непохожести дается с самого начала или, во всяком случае, из точки, в которой дети воспринимают различия между полами. Но как и при каких условиях культуры принцип оппозиции Маскулинного – Фемининного проявляется как несущественный. И не важно, что это различие было неверно истолковано и привело к неверным выводам в силу культурно обусловленных патриархальных предрассудков

Поскольку мужчина испытывает первоначальную ситуацию – идентичность с матерью, Фемининным другим – как идентификацию с не-Я, то только в более поздней стадии развития познание себя как мужчины[6] становится возможным, становясь фактически в оппозицию к первоначальным взаимоотношениям. Только достижение оторванности от изначальных взаимоотношений и их объективная оценка ведут самопознанию мужчины и его стабильности. Когда такое состояние не достигается, мужчина остается захвачен и кастрирован уроборическим и матриархальным инцестом[7], то есть он не аутентичен, не подлинен, и отчужден от самого себя. В другом месте мы описали эту фундаментальную ситуацию и следующее из нее развитие как это отражено в мифах, где первоначальные стадии развития сознания были интерпретированы фактически как освобождение Маскулинного от Фемининного, сына от матери.

Это фундаментальное переживание мужчиной первоначальных взаимоотношений, идентификации с другим, оказывается «ложной». Долговременные последствия этого опыта проявляются в мужском стремлении к объективности, в склонности полагаться на «дистанцию», сферу логоса, и нежелании мужчины бессознательно отождествлять себя с другим человеком. Это приводит мужчину к высокой степени изолированности, но так же в равной мере активизирует формирование и твердость эго и сознания – все эти тенденции стоят в определенной оппозиции к женской психологии. Как и страх взаимоотношений, это фундаментальное переживание маячит на фоне многих неврозов у мужчин.

Поскольку мужское самопознание связано с самой природой развития сознания и разделения сознательной и бессознательных систем, эго и сознание всегда проявляют себя архетипически как маскулинное. Это означает, что мужчина отождествляет свое эго с сознанием и его архетипической маскулинной ролью, и идентифицирует себя с развитием сознания в течение истории человечества. Индивидуально он проживает архетипический характер героя и переживает опыт Самости только в его победоносной битве с драконом, то есть, естественной стороной бессознательного, которая противостоит ему в форме первоначальных взаимоотношений.

Но для женщины первоначальные взаимоотношения имеет совсем другие значение и последствия. В то время, когда ребенок – будь то мальчик или девочка - начинает осознавать принцип оппозиций Маскулинного-Фемининного, в какой бы форме он не проявлялся, его первичные отношения с матерью есть связанность сама по себе. Но для девочки все сложности, которые предстают в опыте мальчика переживающего себя как отличающегося, исчезают. Даже когда она сама становится женщиной, отождествление со своей матерью в первоначальных взаимоотношениях может продолжиться на долгий срок, и ее самопознание проистекает из изначальной связи с матерью, поскольку самопознание и первоначальные взаимоотношения в случае девочки могут совпадать.

Это значит, что женщина может продолжить первоначальные взаимоотношения, расширить их, и обрести зрелость, не покидая круга материнского уробороса и Великой Матери. Поскольку она остается в этом царстве, то она, наверняка, выглядит детски и незрело с точки зрения сознательного развития, но она не отдаляется сама от себя. В то время как мужчина в подобной ситуации является «кастрированным», то есть отчужденным от своего аутентичного бытия, то женщина просто остается фиксированной, удерживаемой в незрелой форме своего подлинного существа. Снова и снова мы обнаруживаем то, что даже посреди западной, патриархальной культуры женщина может процветать как естественное целое в психологически неразвитой форме, – то есть без соответствующего развития сознания – которая привела бы мужчину к неврозу и к проблеме интеграции в общество. Это базовая ситуация в которой самопознание и первоначальные взаимоотношения соответственно дают женщине преимущество естественной целостности и завершенности с самого начала, чего не скажешь о мужчинах.

Отношения матери и ребенка заключаются во взаимном отождествлении, в сущности, самопознание (в котором женщина переживает свою принадлежность к женскому полу) совпадает с первоначальными взаимоотношениями (в которых она воспринимает мать как женщину) и приводит к изначальному усилению все тех отношений, которые проявляются через отождествление. Это также контрастирует с опытом мужчины, который принципиально предпочитает форму связанности, основанной на противопоставлении.

В то время как оппозиция или противопоставление культурно обусловлены, индивидуальная форма родства, естественный способ женщины быть во взаимосвязи через отождествление происходят из кровного родства беременности, то есть, из первоначальных взаимоотношений с матерью, с которой эти отношения и возникают. По этой причине тоска по взаимоотношениям отождествления сопровождают женщину всю ее жизнь и сообщают ей склонность к созданию подобных ситуаций снова. Но только уже взрослая женщина, будучи беременной и, являясь носителем первоначальных отношений для своего ребенка, создает матриархально обусловленное женское стремление обрести чувство удовлетворения; тогда ее эго, как субъект, переживает опыт удерживания ребенка и отождествление с ним.

Символические взаимоотношения Деметры и Коры, чье мифологическое значение объяснили Юнг и Кереньи[8], характеризует стадию самосохранения [Self-conservation – буквально - сохранение самости - или же «законсервированной» самости – прим. перев.] в которой женское эго остается связанным с материнским бессознательным и самостью. Важность данной мифологемы для женщины заключается в том, что здесь мы обнаруживаем матриархальную психологию, которая определяет конкретное отношение женщины к Фемининному, так же как и к Маскулинному. Последствия такой архетипически направленной фазы почти всегда очевидны в соответствующих социологических констелляциях, в то же время они управляют бессознательным поведением личности женщины. Следовательно в нашем контексте не имеет значения разграничиваем ли мы то как психологические состояния влияют на социальную ситуацию или, наоборот, как социальная обстановка влияет на психэ женщины.

Для фазы самосохранения типично, что психологически и часто социологически женщина остается в женской группе – материнском клане – и поддерживает ее непрерывность в направлении «вверх» в отношениях с группой матерей и «вниз» с группой дочерей. Ее солидарность с женщинами и Фемининным совпадает с ее сегрегацией и чувством отчуждения от мужчин и Маскулинного.

Экзогамный брат, контакт с которым был ограничен табу с самого начала, берет на себя роль духовного авторитета и маскулинного лидера, даже если, в случае экзогамного клана, он живет в другом месте. С другой стороны, муж из чужого клана с которым у женщины имеются сексуальные отношения, остается посторонним в женской группе, по большей части лишенный прав и власти. Статус постороннего у этого мужчины часто подтверждается таинством его визитов к своей жене. Табу тещи – то есть тревожное избегание матери своей жены – указывает в том же направлении. Это табу характерно для отчужденности, скорее даже враждебности, сложившейся между мужчинами и женщинами на этой стадии развития. Потому что, психологически говоря, суть этой стадии самосохранения лежит в следующем: господство материнского элемента предотвращает любые индивидуальные и завершенные встречи между мужчиной и женщиной, Маскулинным и Фемининным. Частью этого является (или подобно ему) женское восприятие мужчины и Маскулинного как враждебного покорителя и похитителя.

Фаза самосохранения Фемининного может длиться долгое время, поскольку она делает здоровое человеческое существование возможным для женщины и для группы. Продление этой стадии можно рассматривать позитивно с точки зрения оберегания жизни, но затягивание данной фазы является неблагоприятным для развития сознания, которому препятствуют удерживающие силы бессознательного. С такой точки зрения, Великая Мать предстает как ужасающая и пожирающая, не только как хорошая и защищающая.

В условиях женского развития возможность того, что стадия самосохранения может длиться долгое время не означает, что женщина еще не смирилась с Маскулинным и с мужчиной, с которым она жила в самых близких отношениях с самого начала.

Дело в том, что «современная» замужняя женщина, имеющая детей и не обязательно проявляющая признаки невроза, может жить в стадии «законсервированной» самости, означает то, что непотревоженная какими-либо сознательными конфликтами (Auseinandersetzung), она существует в состоянии неведения о бытии (life) и жизни (living) с другим человеком. В этой фазе для нее все предстает «очевидным и естественным», что зачастую указывает на то, что она содержит в себе бессознательные представления о характере Маскулинного и ее собственном муже, не имея опыта переживания, в качестве эго и индивидуальности, Маскулинного в целом и ее мужа в частности. Для женщины, тем не менее, значение Маскулинного выходит за пределы ее взаимоотношений с ее партнером мужчиной, и женщина, чье развитие задерживается в стадии самосохранения, является, вообще-то говоря, незрелой личностью, даже если она не стала невротиком. Внешние и внутренние взаимоотношения с маскулинным – то есть с мужчиной снаружи и действующим мужским принципом внутри женщины – являются частью ее целостности, так же как и взаимоотношения с внешним и внутренним Фемининным у мужчин.

Помимо значимости в ее собственном психологическом развитии, женщина, оставаясь в фазе законсервированной самости, создает негативные последствия для своей семьи. Поэтому «стадии» не являются абстрактными фантомами исторического прошлого, но скорее образами бессознательных констелляций, которые действуют сейчас, как и в прежние времена, и необходимы для развития личности. Так, например, матриархальная психология материнского клана может до сих пор господствовать в западном, патриархальном браке, и табу тещи, которое по прежнему выдает свою жизнеспособность в бесчисленных шутках про тещ, могут выразить тот факт, что мать жены все еще господствует над ней и над всей патриархально возникшей семьей.

Негативное значение этой стадии находит выражение в ряде супружеских склок или вообще, в беспорядке в женском взаимоотношении с Маскулинным. Отчуждение от мужчины или враждебность к ним часто делает внутреннее взаимоотношение с мужчиной невозможными и оно, таким образом, становится источником фригидности, среди прочих проблем.

Ограничение интересов женщины ее детьми, которые расцениваются как истинное значение брака, относится к той же категории. Детские невротические недуги, возникающие посредством данной констелляции, могут исчезнуть на ранних стадиях, если мать сможет стать нормальной. Но женская психология в эту фазу может также определяться взаимоотношениями с мужчиной, которые являются только сексуальными. Это имеет свой прообраз в акценте на фаллического мужчину присущему матриархату и сопутствующей ему психологии «амазонки». Хотя и преобладает сугубо фаллический похотливый характер сексуальности, миф говорит нам о том, что амазонки использовали мужчин только для того чтобы зачать детей. В этих констелляциях женщины сохраняют единство женской группы амазонок, в то время как они относятся к Маскулинному и мужчинам как чему-то чуждому, отчасти – враждебно, отчасти – как к тотально другому. Среди негативных эффектов этой стадии мы также находим ситуацию, в которой женщина переживает себя по-мазохистски как страдающую, и, следовательно, сводит Маскулинное и мужчину до уровня всего лишь садиста. Довольно часто архетипические констелляции матриархата скрываются за подобного рода «извращениями», которые в более широком смысле характеризуют огромное количество женщин. Но именно эта «мазохистская» особенность становится понятной только с точки зрения следующего этапа женского развития, который мы обозначим как «вторжение патриархального уробороса».

На этом уровне первоначальная уроборическая ситуация все еще преобладает. Но акцентуация маскулинно – патриархального элемента с точки зрения «патриархального» уробороса призвана подчеркнуть то, что здесь стоит вопрос о развитии в сторону патриархата. Теперь уроборическая ситуация будет преодолеваться и возникает архетип Великого Отца. При матриархате – то есть, под гегемонией Великой Матери – Маскулинное может быть пережито только в редуцированной форме. Матриархат касается мужской стороны уробороса, который, конечно же, бисексуален, как часть Великой Матери, как ее инструмент, помощник и спутник. Мужчина любим как дитя, как юноша и используется как ее инструмент для оплодотворения, но он продолжает быть интегрированным и подчиненным Фемининному, и его подлинное мужское существо и уникальность никогда не признаются.[9]

С вторжением отцовского уробороса, однако, нечто совершенно новое происходит с женщиной. Она захвачена неизвестной, непреодолимой силой, которую она переживает как бесформенное нуминозное. В истории развития сознания, столкновение с безличной силой подобного рода всегда испытывает пределы эго, что можно обнаружить не только среди примитивных культур, но также среди личностей с развитым сознанием, например, в их переживаниях мистического[10] и опыта индивидуации. Испытание границ эго, таким образом, не всегда означает только примитивное, легкое растворяемое эго, столкнувшееся с нуминозным в его бесформенном обличье. В переходных стадиях и ситуациях, которые преображают личность – всякий раз, когда новая архетипическая ситуация констеллируется или по каким-либо другим причинам – архетип, как нечто нуминозное и неопределенное, безличное и трансперсональное, чрезвычайно сильно противостоит эго. Сознание реагирует на это, в индивидуальной ситуации, как и в коллективном развитии, чувствуя себя разбитым и побежденным. Только постепенно вырабатываются новые формы адаптации к архетипу на субъективном уровне ведущие к развитию, обогащению, расширению сознания, и на объективном уровне проявляется даже в более дифференцированных фенотипах или воплощениях нуминозного.

Таким образом, подавляющие силы не только безличного нуминозного, но также и нумины (numina) и нумена(numen), божества как мужской фигуры, принадлежат отцовской уроборической стадии. Это развитие начинается в матриархате с появлением мощных плюралистических групп маскулинного, демонического характера, таких как кабиры, сатиры, чье разнообразие все еще выдает их безличную и бесформенную нуминозность. За ними следуют фигуры фаллических-хтонических богов, которые в действительности все еще подчиняются Великой Матери (как пример, Пан, Посейдон, Гадес и хтонический Зевс), но кого женщина может переживать как патриархальный уроборос. Типичные божества, которые появляются, как патриархальный уроборос есть Дионис и Вотан, так же как Осирис и, на другом культурном уровне, Шива, чья трансперсональная форма окружена ощутимой безличностью. Не только большинство из этих фигур почитаются посредством оргиастических культов как боги плодородия, но и женщина, в своем эмоциональном и экстатическом отношении к ним, переживает непостижимые глубины своей собственной природы.

Для женщины вторжение патриархального уробороса соответствует опьяняющему переживанию потрясенности, захваченности «вторгающимся насильником», которого она не воспринимает личностно, как проекцию на конкретного мужчину, но скорее как безличный, трансперсональный нумен. И безличность, и потрясенность являются существенными составляющими на данной стадии развития.

В мифологии мы находим представление этой стадии во взаимоотношениях матриархальной «девственницы» по отношению не к своему мужу, но к богу, который пересиливает ее, теперь предстающий как облако или ветер, как дождь, молния, золото, луна, солнце и так далее, или снова как нуминозный фаллос в животной форме, которая проникает в нее, будучи змеей или птицей, быком, козлом, лошадью и т.д.

Действительно, как он есть, ничем внешне не обусловленный, архетипический характер переживания в эту фазу настолько ясен, что мы должны задаться вопросом о внутреннем переживании женщины, с которым мы здесь сталкиваемся. Внутренние бессознательные силы и трансперсональные содержания столь значительно превышают по силе женское сознание, что врываются в ее личность с возникновением отцовского уробороса. Поскольку сила бессознательного пронизывает и переполняет, женщина испытывает это как нечто Маскулинное, которое захватывает и пронзает ее, переносит за пределы себя. Следовательно, движение бессознательного всегда считается нуминозным и созидающим, и с момента своего вторжения «плодоносит» и изменяет личность, которую захватывает. [11]

Плероматическое переживание – плероматческое, поскольку нуминозное божество переживается в его бесформенной неопределенности, даже когда оно может временно принять форму – наполняет женщину смертельным страхом. Очевидным символом для данной ситуации является мифологема смертельного брака, в котором маскулинная энергия, как похититель и насильник может стать Гадесом, богом смерти, который похищает женщин, как произошло с Корой, которую он унес в свое царство.

С подавляющим и огромным мужским присутствием или силой связано женское надличностное чувство несостоятельности – то есть чувство неполноценности, которое имеет свои внеличностные и архетипические основы. В столкновении с Маскулинным, женщина чувствует себя слишком маленькой. Разумеется, это проявляется как страх, переживаемый как неспособность вместить в себя весь фаллос божественной природы.

Мы обнаруживаем маскулинное как змея, дракона, или монстра в огромном количестве женских сексуальных опасений и невротических манерах, которые препятствует ее взаимоотношению с мужчинами. Однако, в фемининной самоотверженности (Self-surrender) принятия этой ситуации и ее позволении самой себе быть пересиленной, женщина приходит к победе над страхом, и ее беспокойство преобразуется в опьянение и оргазм. В этом преображении (чье значение здесь мы можем только упомянуть) фигура дракона патриархального уробороса предполагает, например, подобие богу, и утверждение Гераклита оказывается правдой, о том, что Гадес и Дионис одна и та же фигура в мистериях. [12]

Захваченная тотальной и глубокой эмоцией Маскулинного, женщина преодолевает стадию законсервированной самости и переходит к новой фазе своего опыта – само-капитуляции. Это также выражается в теле, ее глубокая оргиастическая эмоциональность имеет духовный характер. Однако духовный характер не имеет ничего общего с абстрактной логикой маскулинного, патриархального духа, но принадлежит к специфической женской форме духовного опыта, который часто связан с символом луны в мифологии.[13] Связь между духовной эмоцией и телесным оргазмом все еще выражена в современных женщинах; ее духовное возбуждение может быть столь интенсивным, например, сопровождаться музыкой, что она может достичь оргазма, и ее «понимание» духовных содержаний может быть связанно с физическими ощущениями. Это значит, что говоря символически, она не понимает своей головой, но всем своим телом; для нее духовно-эмоциональные и физические процессы неразрывно связаны таким образом, который совершенно чужд среднему человеку.[14]

Но взаимоотношения с патриархальным уроборосом также имеет негативные последствия, если женщина попадает под их воздействие. В отличие от стадии самосохранения, в которой женщина не переживает Маскулинное в его подлинности, новым элементом в этой стадии является подавляющее свойство Маскулинного, где мужское сознание требует пройти через этот опыт, например «ассимиляции содержаний вторгающихся в сознание». Для женщины и подавляющий характер события, и процесс прохождения через опыт представляют большие трудности, поскольку мужское для нее остается мистическим, безличностным и трансперсональным.

Человеческая склонность действовать бессознательно в направлении формирования личности, которую мы обозначили как центроверсию[15], принуждает женщину – как и мужчину – пройти через все стадии необходимые для индивидуального развития. И задерживание на одной стадии, которая постепенно должна быть пройдена, означает регрессию в отношении к развитию личности.

Позитивные и негативные образы патриархального уробороса представляют один из существенных мотивов для проблем, которые, на персональном уровне, психоанализ описал как женское переживание Эдипова комплекса. Но Эдипов комплекс часто лишь «вторично персонализированный»;[16] иначе говоря, он находится на переднем плане выражения архетипической констелляции. Часто взаимоотношения с патриархальным уроборосом стоят за фантазией инцеста со своим отцом, но архетипический образ с которым женщина испытывает связь, превосходит характерные черты собственного отца и зачастую исключает их. Однако, нахождение в плену патриархального уробороса – как архетипической констелляции – не ограничено психэ ребенка; скорее, оно остается нерешенной проблемой также и для взрослой женщины, которая не преодолела эту стадию.

Одна из характерных форм, в которой патриархальный уроборос представляет собой опасность – но отнюдь не единственная – является пленяющий дух-отец. Действия этой формы констеллируют фигуру «дочери вечного отца», т.е. женщина, как «девственница» остается связанной с Духом-Отцом в видимой или невидимой форме. Женщина как прорицательница, монахиня, как «гений» и как «ангел» может быть выражением ее фиксации в архетипической стадии, в которой она затрагивает посредством интуитивной связи надличностную духовную силу, чья трансперсональная величина появляется или в религиозных рамках, как божественность или олицетворено, как великий человек, художник, провидец, поэт и т.д., т.е. к кому женщина привязана. В этом случае она ведет свою жизнь как мужская «анима», то есть, как его вдохновительница, и, следовательно, может лишиться своей индивидуальной жизни, которая также имеет земное, материнское и другие качества, которые должны быть развиты. Она «живет не по средствам» и подвергается инфляции;[17] она отождествляется с архетипической фемининной фигурой, которая намного превышает ее чисто человеческие ограничения которая, как София являющаяся женщиной компаньоном Духа-Отца. Вариантом данной констелляции является «Женщина без Тени»[18], которая является бесплодной, потому что она отстранила себя от земной, теневой стороны.

Констелляция сохраняет опьяняющий компонент во взаимоотношениях маленькой женщины и большого мужчины, и, следовательно, определенная инфантильность и «дочерность»(daughterliness) никогда не преодолевается. Когда подсознательная плененность в патриархальном уроборосе ведет к потере земли – то есть, потере взаимоотношений с конкретной реальностью – Дух-Отец часто появляется как чародей, который разочаровывает женщину и держит ее в заключении. Одновременно с тем, однако, враждебность Великой Матери формирует союз с женской неволей в патриархальном уроборосе и с сопутствующей потерей связи с землей.

Необходимость развития от стадии самосохранения и привязанности к матери к капитуляции себя (Self) патриархальному уроборосу также включает определенную степень враждебности к матери для перехода на следующую стадию всегда необходимо противостоять сопротивлению фазы, в которой находишься, чтобы ее преодолеть, сопротивление определяется инерцией психэ. Следовательно, настойчивая сила матери, которая теперь является ужасной, работает против перехода к патриархальному уроборосу. Но как все соответствующие сопротивления, которые возникают благодаря архетипам этапа, который необходимо преодолеть, это не приводит к болезни, но скорее к конфликту. Однако если фиксация характеризуется развитием доминирования патриархального уробороса в этой фазе, то теперь наряду с негативной фигурой отца как чародея, появляется также негативная форма Великой Матери, которая мстит за предательство дочери. Фигура Великой Матери регрессирует до мифологической ведьмы, которая, например, в сказках, колдует над дочерью и лишает ее свободы.

В фазу самосохранения женщина может полностью функционировать фемининным и естественным образом вследствие преобладающей связи с матерью, бессознательным и телом. С вторжением патриархального уробороса, она входит не только в новую фазу переживания самой себя как женщины, но приходит к опыту духа. Но если она подпадает под власть патриархального уробороса, то она становится одержимой духом и потому столь отчужденной от самой себя, что теряет даже свое физическое отношение к фемининности.

Для женщины позитивная связь с Великой Матерью является также психологической предпосылкой стать матерью, быть плодородной, и быть в здоровых взаимоотношениях со своим собственным телом и с землей. С другой стороны, отстраненность от Великой Матери ведет к неспособности развития материнских и плодотворных качеств своей фемининной природы и в результате типичны симптомы истерии, отчужденности от тела, даже бесплодность.

Часто женская невротическая одержимость анимусом является выражением ее неспособности отличать свое Я (Self) от Маскулинного. Женщина становится жертвой своей наклонности к идентификации и отчужденности ее от собственной природы вследствие чрезмерно сильного развития маскулинного, стороны анимуса. Это отождествление с духовным и Маскулинным может выражаться в поистине трагических конфликтах. Отождествление с надличностным Маскулинным, которое занимает место подлинной капитуляции и преданности, женщина полностью отказывается от своей собственной земной природы[19] и таким образом становится беспомощной жертвой мужской силы. Эта опасность, которая может даже довести до психоза, также вызвана тем, что в ее крайней степени капитуляции Я, женщина никогда не достигает ассимиляции маскулинного, которое живет не только в ее партнере, но и в ее собственной психэ, и, следовательно, она никогда не развивается в автономную личность.

Природа выдает тайну Фемининного, ее чувство удовлетворения в первоначальных взаимоотношениях и беременности, чувство удовлетворения, которое снова и снова переживается даже без участия сознания и даже если это не выраженно в ритуале; мужская мистерия – это поступок и что-то, что нужно заслужить. [20]

Хотя женское самоопределение как женственного есть первоначальное состояние в отличие от мужского опыта, женщина, которая хочет стать сознательной должна также достичь переживания инаковости и растворить свою исходную тотальность. Иначе она останется «только» собой и никогда не испытает Маскулинного, сознательную сторону своей личности, своего человеческого потенциала. Когда мы говорим о сознании, мы имеем в виду сознание, находящееся в эго и в значительной степени отделенное от бессознательного и представляющее собой архетипическую маскулинность, независимое развитие мы представили в другом месте. Но его форма, – которая проявилась в патриархальном сознании, и является основой для западного научного мышления – это крайний случай. Помимо этого мы находим переходы между бессознательным и сознанием, такие как матриархальное сознание, особенно характерное для женщин. [21]

Для женщины взаимоотношения в целом обычно не заменяются полностью сознательной взаимосвязью. В дополнение к отождествлению ее эго с центром сознания, женщина всегда испытывает фемининное Я - представляющее точку зрения, охватывающую всю совокупность психики – как мощное и убедительное на чувственном уровне, в то время как мужчина больше отождествляет эго с сознанием и его осведомленность об изначальных взаимоотношениях попадает в основном в бессознательное.

Таким образом, мужская склонность ведет от растворения связей изначальных взаимоотношений в направлении утверждения архетипической Маскулинности как его подлинной основы. Напротив, женское развитие, уходящее от изначальных взаимоотношений в направлении сознания, происходит вначале посредством мужского «Ты» (Thou), которое играет роль спасительной сознательности для женщины, переживается это либо надличностно, либо личностно, внутренне или внешне.

Поэтому в жизни женщины, ее взаимоотношения Маскулинным являются решающими, но в некотором смысле отличаются от мужского отношения к Фемининному. Не считая определенных современных перипетий, женское развитие сознания и ассимиляция культуры очень тесно связаны с архетипическим Маскулинным. Принадлежность к патриархальной форме нашей культуры сделала возможным для женщины отделить себя от состояния природы в первоначальных взаимоотношениях и привело к ее взаимоотношениям с Маскулинным как с отцом и мужем, анимусом и наставником.

Несколько утрируя: для женщины Маскулинное – это характерное принуждение двигаться вперед; для мужчины Фемининное – это характерная тенденция к удерживанию. (И то и другое находят выражение в процессе индивидуации во второй половине жизни). Для женщины Маскулинное означает освобождение к сознанию; для мужчины Фемининное означает освобождение от сознания. Женщина, казалось бы, испытывает большую нужду в ее взаимоотношениях с мужчиной и Маскулинным и мужчина, кажется, что больше независим от женщины и Фемининного – это связано с исходной ситуацией, в которой проекция анимуса на мужчину играет бо́льшую роль в развитии ее сознания, чем сам мужчина.

Хотя женское сознание отличается по природе и акцентам от мужского, женщина вынуждена подвергнуть себя самоотчуждению (Self-alienation) обеспечивая тем самым развитие сознания. Она вынуждена также развивать маскулинную сторону, без которой культурное достижение не представляется возможным[22].

В мифологическом прототипе психологического процесса, освобождение Фемининного от сил патриархального уробороса является задачей героя мужчины, который должен высвободить плененную деву от дракона. В отличие от патриархального уробороса, архетипическое Маскулинное теперь появляется в индивидуальной и персональной форме и проводит Фемининное – как женщину или как аниму освобожденную от сил патриархального или матриархального уробороса – в его собственную область, находящуюся в патриархате. Помимо бесчисленных примеров в сказках всех народов, мы находим эту мифологическую констелляцию, например, в истории о победе Персея над драконом и освобождении Андромеды, или освобождение Зигфридом Брюнхильды. В последнем случае фиксирующая сила характеризуется двумя символами. Одна из них Вотан, который как патриархальный уроборос зачаровывает своих узников; другой – Haberlohe, стена из пламени, которая, как уроборический круг, окружает спящую Брюнхильду, и которую герой должен преодолеть.

Герой, освобождающее Маскулинное, является и «внешней» и «внутренней» силой. Это значит, что процесс может пойти в направлении, в котором «настоящий» мужчина и партнер берет на себя освободительную роль света сознания.[22] и растворяет старую форму пленённости в бессознательном или, как альтернатива, это может быть «внутренняя» Маскулинность, сила сознания в самой женщине, чей акт освобождения прошел успешно. Обычно и то и другое имеет место одновременно, когда внутреннее женское качество архетипического маскулинного сознания вначале проецируется на внешнего мужчину. Но в любом случае, для женского эго эта маскулинная «деятельность» проявляется как нечто «внешнее», более сильное, независимое и автономное. Женское эго имеет абсолютное и, в определенном смысле, правильное убеждение в том, что оно не может завершить это действие силой своего «собственного эго», но зависит от помощи архетипической маскулинной силы. Так же как женщина зависит от вмешательства Маскулинного, «открывающего ее» физически в смертельном браке с патриархальным уроборосом и физически в действительном браке с мужчиной, поэтому так же ее освобождение сознания связано с личностью героя. Лишь в более поздних и более высоких формах развития эта архетипическая маскулинная сила может быть испытана и может быть понято ее значение, как нечто внутреннее, в той степени, которая необходима женщине для достижения ее «автономности», то есть относительной независимости от внешнего партнера мужчины.[23]

В процессе перехода от фазы патриархального уробороса к фазе патриархата, маскулинный герой, таким образом, представляется важным и необходимым шагом вперед для развития сознания. Развитие сознания, представленное в «Происхождении и развитии сознания» происходит среди напряжения между противоположностями, созданными эго и бессознательным через которое эго может стать сильнее, система сознания может быть сформирована, и личностная сфера может быть отграничена от безличностной. Именно поэтому в этом противостоянии наблюдается обесценивание архетипической Фемининности, которая, с маскулинной точки зрения, представляется связанной с силами бессознательного и отождествляемая с ними. Патриархальное развитие от луны к солнцу – как и переход от позиции Фемининного, как богини защищающей землю и плодовитость живых существ к тому, что супруг регулирует лишь ближайший семейный круг, так же как и перемена от пре-доминирования женщины в группе к мужскому государству – не может быть достигнуто пока Маскулинное делает негативный акцент на Фемининном.

Мифологически этот процесс соответствует стадии битвы героя с пожирающим уроборическим монстром; социологически и политически это выражается в развитии патриархальной культуры и ведет, в отношении между мужчиной и женщиной, к патриархальному браку как основе семьи и патриархального быта.

Патриархальная линия развития сознания приводит к состоянию, в котором доминируют патриархально-маскулинные ценности, ценности которые часто рождаются в прямой оппозиции к архетипической Фемининности и бессознательному. Это развитие, направляемое архетипически обусловленным культурным каноном и влияет на развитие каждого мужчины и женщины в Западной культуре, ведет к отделению сознания от бессознательного, эволюции независимой системы сознания с маскулинным эго, как центром для подавления бессознательного, и его наиболее возможного удерживания от полей зрения эго.

Мы используем «патриархальное» и «матриархальное» как психологические термины, которые применяются как вспомогательные для описания политических состояний, сфер влияния, и т.д. Таким образом «патриархальная» культура и ее ценности стоят в оппозиции к ценностям и установкам, действующим в «матриархальном» сознании, которое является «первичной» формой всех видов сознания и чьим предпочитаемым представителем является женщина. В этом смысле, замещение матриархального сознания патриархальным является шагом вперед. Но когда мы узнаём психологические слабости и угрозы патриархальной культуры, чья крайняя форма в современном Западном мире привела к кризису, угрожающему всему человечеству, то мы будет избегать заблуждения относительно «матриархального сознания» как только лишь архаического наследства архетипического Фемининного как «относительно неразвитого». Тем не менее, мы можем проникнуть в сложную проблему современного западного сознания в его патриархальной форме только когда признаем необходимость развития сознания до «патриархальной крайности» и его оппозиции «матриархального сознания». Только тогда мы можем также понять значение того, что символически описывается как «маскулинная» и «фемининная» психология, определяющая нормальное, так же как и ненормальное развитие современных личностей обоих полов.

Как мы обсудим в следующем эссе, для женщины центральной фигурой матриархального сознания является патриархальный уроборос, как луна, которая принуждает ее к само-капитуляции, то есть ее отказу от самооберегания в изначальных взаимоотношениях с матерью. Но пока эта само-капитуляция приводит женщину к ее собственному опыту глубокого уровня Фемининного, «геройское освобождение пленницы», ее освобождение мужчиной от господства патриархального уробороса, тем не менее, снова угрожает ее сущности, несмотря на необходимость развития. Это опасность потерять свое Я (Self).

Независимо от того является ли патриархат примитивным или цивилизованным, когда женщина интегрирована в него и зависит от его ценностей, мужчина становится представителем сознания и развития сознания для женщины. Это предоставляет мужчине психологическое превосходство, которое определяет «фенотип» [24] патриархального брака, так же как и места женщины в жизни. Брак в патриархальную эпоху, который для краткости мы будем называть «патриархальный брак», охватывает ряд психических ситуаций, в которых мужчины и женщины соотносятся друг с другом. Под прикрытием патриархальных форм, множество эмоциональных сложностей скрыто в этих браках, сложностях, которые лежат в основе огромного числа современных трудностей брака и воспитании детей. Тот факт, что разновидности патриархального брака сохранили свою форму в течение тысячелетий доказывает, что в определенном смысле, они предлагают эмоционально жизнеспособный образ жизни, как для мужчин, так и для женщин. Хотя патриархальный брак представляет не малые опасности для женского развития, ее шансы на реализацию внутренних потребностей в нем достаточно велики. По этой причине патриархальная форма брака не была очевидным образом нарушена до нынешних времен. Довольно часто, однако, оказывается, что при близком рассмотрении, патриархальный облик представляет собой лишь внешнюю форму, так сказать персону брака, за которой скрываются формы супружеских взаимоотношений, которые отклоняются или даже прямо противоположны патриархальным.

Патриархальный брак есть коллективное решение, в котором мужчина и женщина, Маскулинное и Фемининное, объединяются в состоянии, в котором опираются друг на друга, так, что достигают симбиоза, лежащего в основе патриархальной культуры. Сохранение этого надличностного института – то есть патриархальной культуры и безопасности индивидуальностей, включенных в него – указывает на трансперсональный смысл, стоящий над взаимоотношениями вовлеченных сторон. Мифологически устойчивость патриархальной культуры отражается во взаимоотношениях неба и земли в их взаимозависимости, определенность которой обеспечивает дальнейшее существование мира. Супруги должны соответствовать этой констелляции, в которой мужчина символизирует небо, женщина – землю, не только мифологически, но и в ритуале, который также четко выявляется в бесчисленных брачных обычаях. Для того чтобы осуществить символическое отождествление, каждый из партнеров должен сдаться его или ее естественной бисексуальности, чье существование в современных личностях показано среди прочего в том, что фемининная сторона мужчины констеллируется как анима и мужская сторона женщины – как анимус.[25] Мужская идентификация со структурой сознания и эго, оставляет его фемининную сторону в бессознательном, что психологически облегчает такого рода односторонность.

Мужская связь с женщиной теперь определяется в характерной манере: его чисто маскулинное сознание относится только к фемининности женщины, на которую он проецирует свою собственную неосознанную фемининность в форме своей анимы. Аналогичным образом женщина относится как чисто фемининое к мужской маскулинности и проецирует на него собственную бессознательную маскулинную сторону в форме анимуса. Тот факт, что это разделение ролей появляется в мифе означает, что патриархальный культурный канон, в соответствии с которым воспитываются каждый мальчик и девочка, дает центральное положение и особую честь этому ограниченному кругу возможных архетипических моделей отношений. Этот сакральный, архетипический фон придает социальным институтам, построенным в соответствии с ним, очевидную неприкосновенность, необходимую для его дальнейшего существования. Это значит, что «фемининный» мужчина и «маскулинная» женщина - вопреки фактической психической структуре множества личностей – теперь рассматриваются как отталкивающиеся формы человеческого существования, которое подавляется с самого начала, и эти личности сами стараются скрывать свою девиантную природу, как только могут.

Результатом такой ситуации является поляризация Маскулинного и Фемининного, мужчины и женщины, что создает недвусмысленное положение. Эта недвусмысленность приводит к ощущению безопасности в отношении ориентации сознания в рамках патриархальной культуры, в которой Маскулинное = мужчина и Фемининное = женщина, и требует, чтобы мужчины и женщины отождествляли себя в условиях этой недвусмысленности.

Эта симбиотическая структура формирует фундамент семьи и патриархальной культуры, это гарантирует не только безопасность и недвусмысленность, но также, по сути, плодотворное напряжение оппозиций между Маскулинным и Фемининным. Однако, благодаря этому коллективному решению, которое могло быть изначально приемлемо для относительного большинства людей, все эти компоненты индивидуальной «бисексуальной» природы не соответствуют необходимой идеальной модели, потому отвергаются и подавляются. Но это означает, что все эти компоненты создают повышенную напряженность в бессознательном и подобно теневым элементам, подавляемым превалирующей моралью,[26] составляют потенциальные психические «резервы», которые хаотично определяют образ событий во время беспорядка и революции.[27]

Однако когда огромное количество личностей развиваются в направлении индивидуации настолько, что они больше не могут подавлять «недвусмысленность» своей изначальной природы в пользу коллективного идеала, происходит кризис патриархального брака и патриархальной структуры культуры.

Но в любом случае, культурный симбиоз патриархального брака оказывается гораздо менее предпочтительным для Фемининного и для женщин, чем для Маскулинного и мужчин. Благодаря тому обстоятельству, что женщины вынуждены принимать безоговорочно фемининность, в то время как ценности сознания в патриархальной культуре маскулинные, женщины остаются неразвитыми в этой области и продолжают зависеть от помощи мужчин. Но поэтому мужчины считают себя превосходящими женщин и видят их неполноценными.

Отрицательные эффекты патриархата для Фемининного и для женщин составляют порочный круг, в котором мужчины (насильственно) ограничивают женщин сугубо женской областью, но таким образом делают невозможным для нее аутентично участвовать в патриархальной культуре и принуждают ее на роль, в которой она рассматривается, как второсортная и подчиненная. Мужчины, однако, основывают свои оправдания, обесценивая женщин и Фемининное, и женщины основывают свою якобы «природную неполноценность», на том факте, что такое отношение ставит женщину на роль, в которой мужчина должен относиться к ней так, будто бы она была несовершеннолетней дочерью. Ситуации подобного рода не могут не привести к катастрофическим последствиям для девочек, которые должны принять эти патриархальные ценности, так же как и свое собственное обесценивание. В ежедневной утренней молитве евреев мужчин, которые благодарят Бога, за то, что не были созданы женщинами, как и Фрейдовская женская психология, основанная на «зависти к пенису» есть крайние проявления патриархальной ситуации и угрозы, которой Фемининное и женщины подвержены в культурном симбиозе, типичном для патриархата.

Но там где этот симбиоз функционирует, и женщина в патриархате подавляется или капитулирует свою собственную природу, она становится заключенным и брак становится похожим на гарем. Психологически это означает не только то, что ее патриархальное сознание остается неразвитым в подобного рода браке, но также то, что она убегает от матриархального сознания, уникального для нее, как женщины, потому как оно не соответствует патриархальным ценностям или прямо противостоит им. Отождествление с патриархальными ценностями, которые она не приобрела своими собственными усилиями, а только их повторяет, ведет к пассивности и травмированию сознания, которое угрожает психологическому развитию женщины. Она существует в форме психологии дочери под протекторатом патриархата, форме, в которой мужчина несет проекции архетипа отца и женщина остается в подчиненном по отношению к нему положении, инфантильном и дочернем.

Несмотря на угрозу, однако, эта дочерняя женщина не творческая личность, которая возникла в отношениях с патриархальным уроборосом. В патриархальном мире, мужчины и Маскулинное присваивают оба - отцовские и материнские качества себе; мужчина дает женщине безопасность и является не только родителем и носителем духа или сознания, но также защитником и кормильцем. Это путь, в котором патриархальная жена страдает от ограничения, в действительности атрофии Фемининного. Оставить позади ранние стадии – первоначальные взаимоотношения с Великой Матерью, которые формируют женское чувство Я, и патриархальный уроборос, который устанавливает ее отношения с трансперсональной сферой – имеет смысл, если гарантируется живое, динамическое взаимодействие сил, которые составляют прогрессивное развитие. Но превращение женщины в узника делает невозможным дальнейшее развитие. Ее жизнь и интересы сводятся к сугубо личному, в действительности ограниченному материальной сферой; и теперь появляется Маскулинное, «психология анимуса», симптом ее попадания под власть мужчин и Маскулинного, что указывает на несостоятельность матриархальной духовной продуктивности, присущей Фемининному и женщине.

Несмотря на все это, тем не менее, мы должны говорить о культурном симбиозе в патриархате, ибо, когда мы анализируем ситуацию более глубоко, то находим образ «мощи» мужчин и Маскулинного, компенсированный далеко идущей реверсией «взаимоотношения сил». Внешнее мужское доминирование и его психология находят свое дополнение как в проекции мужской анимы на женщину, так и в регрессии сопровождающей «потерю души». В патриархальной ситуации анима – символическая фигура противоположного пола, архетипические фемининные силы психэ в самом мужчине – подавлена в бессознательное; но такого рода констелляция обязательно приводит к проекции подавленного элемента (т. е. анимы) на внешний мир, в данном случае, женщину. Таким образом, мужчина «теряет» свою душу и, следовательно, бессознателен по отношению к женщине. Эта потеря делает мужчину эмоционально инфантильным, унылым, неуравновешенным, обидчивым, и зависящим от женщины в выражении своих чувств.[28]

Констелляция подобного рода ведет к доминированию Великой Матери – то есть, регрессии к более ранней стадии развития сознания, в которой мужчина относится к женщине, как ребенок или молодой любовник.

Эта ситуация проявляется в разных формах экстравертной и интровертной. На самом низком уровне, эта потеря души превращает человека в мужа-подкаблучника, который живет со своей женой, как будто она была ему мать, от которой он зависим исключительно во всем, что связано с эмоциями и внутренней жизнью. Но даже в относительно благоприятном случае, когда женщина является хозяйкой внутренней области и матерью в доме, которая одновременно несет ответственность за решение мужских вопросов и проблем, связанных с эмоциями и внутренней жизнью - даже это ведет к недостатку эмоциональной жизненности и стерильной односторонности в мужчине. Он разрешает только «внешние» и «рациональные» вопросы жизни, такие как профессия, политика и т.д. Из-за его потери души, мир, который он формирует становится патриархальным миром, который в его бездушности, представляется собой беспрецедентную опасность для человечества. В этом контексте мы не можем дальше углубиться в значение полного развития архетипического фемининного потенциала для нового, будущего общества.

Подобного рода реверсия в психологических отношениях власти и зависимости между мужчинами и женщинами, безусловно, может происходить за фасадом патриархального брака и в «успешном» культурном симбиозе. Действительно, прочность патриархального симбиоза становится только сильнее благодаря подобного рода бессознательной взаимосвязи мужчины и женщины. Чрезвычайно часто умная жена знает, как скрыть свою диктатуру от глаз мира, и, конечно, от мужа. Чем более патриархальная и деспотичная персона у ее мужа, тем больше он управляем изнутри своей анимой.[29] При патриархате, всякий раз, когда женщина, не являющаяся женой, несет на себе проекцию анимы, которая управляет мужчиной - и если эта женщина не может быть включена в патриархальную структуру, которая, фактически, является полигамной официально и неофициально - следует распад стабильного патриархального брака вместе с переходом на более поздний, более сложный, и более сознательный уровень взаимоотношений мужчины и женщины.

Другая форма, в которой мужчины «проигрывают» свои души Фемининному и женщинам среди патриархального симбиоза выражается совершенно противоположно в фанатичной мужской приверженности к патриархату, который постоянно обесценивает женственность. Таким образом, мужчина относится к женщине тиранично в моментах сексуального садизма и патриархального произвола так, что женщина, как это типично для патриархального права, больше не существует сама по себе, но является мужской собственностью. Но даже в этой ситуации на заднем плане ощущается психическая зависимость мужчины от женщины, над которой он доминирует. Его зависимость находит выражение, например, в преобладании материнского архетипа, это может быть продемонстрированно в господстве собственной матери или жены, как матери детей, как в патриархальном, еврейском браке. Каким бы парадоксальным это не казалось на первый взгляд, другая форма, в которой материнский архетип может доминировать над мужчиной, проявляется как зависимость от женщины, как сексуального объекта. Тот факт, что он находится в сильной сексуальной зависимости, соответствует господству Великой Матери над сыном-любовником, который в действительности является для нее лишь инструментом для обеспечения коллективных нужд вида. [30]

Поскольку патриархальный симбиоз основан на психическом разделении – то есть на изоляции однобокого сознания от бессознательного, противостоящему ему – здесь также, возникает опасность психологической болезни. До тех пор пока личности, таким образом, находятся в опасности быть поглощёнными и захваченными в плен коллективным решением – например, ценностями патриархального культурного канона – опасность в совокупности уменьшена. Это происходит в соответствии со старой этикой при помощи психологии козла отпущения[31], который, в данном случае, ведет патриархально устроенные культуры, такие как Иудео-Христианская, Мусульманская и Индусская, к «признанию» Фемининного и женщин как зла. Поэтому Фемининное и женщины подавляются, порабощаются, внешне устраняются от жизни, или даже, как это было в случае преследования ведьм, убивались, как носители зла. Только тот факт, что мужчины не могут существовать без женщин, сдерживает [от дальнейшего насилия], иначе столь популярное истребление «злых» групп людей, которым приходится носить проекцию пагубного бессознательного. Когда коллективная оценка, такая как патриархальная не может больше существовать благодаря прогрессивной индивидуализации человечества, коллективная психология козла отпущения так же теряет способность к существованию. Причем, если раньше женщина была признана корнем всего человеческого и земного зла, то сегодня вряд ли кто-либо станет считать ее причиной Мировой Войны. Коллективный разум сейчас считает идеи или образы средствами, силами судьбы. Он винит во всех наших бедах капитализм или большевизм, религию или ее недостаточность, социологические состояния или астрологические созвездия – то есть условия на земле или на небесах – называемые, например, «временами», но никогда не относящиеся к области индивидуального.

Но если психический разрыв сохраняется и никакого коллективного решения не приходит, то он может быть испытан индивидуально, в большей степени, чем раньше и должен привести к индивидуальному заболеванию – неврозу. Присутствие невроза часто указывает на то, что мы имеем дело с современной личностью, чье индивидуальное развитие больше не соответствует старому, коллективному паттерну и кто, следовательно, заболел или вынужден найти новые формы взаимоотношений. [32]

Женщина, которая лишается своей собственной интеллектуальной или духовной жизненной силы через проекцию своего анимуса на мужчину, в патриархальном симбиозе регрессирует к пре-патриархальной стадии психического развития. Это может привести, как правило, к усилению материнского архетипа в женщине и ее отождествлении с ним. Изначальные взаимоотношения Деметры-Коры возрождаются, и если она сама не в состоянии взять на себя роль матери, характер якобы патриархального брака тогда определяется семьей жены. В крайнем случаем, теща – мать жены – берет на себя контроль. Но в ситуации матриархата, брат матери, как реальная власть, может также управлять жизнью своей сестры в большей степени, чем ее муж.

Другой формой регрессии является возвращение к патриархальному уроборосу. На личностном уровне это проявляется в увеличении силы образа отца, к которому женщина «возвращается». Например, после непродолжительного периода, в течение которого ее муж вынужден выполнять патриархально-отеческую роль, ценности, мнения и отношения отца женщины снова становятся решающими для нее и подрывают ее отношения со своим мужем. Для другого типа женщин с иным уровнем развития, патриархальный уроборос может проецироваться на трансперсональное содержание. Личные женские отношения со своим мужем могут полностью или почти полностью сведены на нет, когда она предается и пленяется различного рода движениям, сектам, группам или тому подобному. Хотя она часто поддерживает контакт со своими детьми, в крайних случаях эти отношения могут также рушиться благодаря ее регрессии. Когда это происходит, дракон регрессии с успехом пожирает ее «душу и тело», фраза, точно характеризующая архетипическую ситуацию.

Трудности, порождаемые патриархальным симбиозом, и попытки вырваться из этой коллективной ситуации и достичь индивидуальных решений и отношений, порождают весьма значительное количество современных супружеских проблем. Прежде чем мы наметим дополнительные, более индивидуализированные стадии женского развития, рассмотрим сон, иллюстрирующий каким образом констеллируется проблема пленения современной женщины в условиях патриархата.

Сновидица, еврейская женщина, в первой половине жизни, которая выросла в Израиле, встретила Араба, который хотел жениться на ней и обещал ей роскошную жизнь, но при условии, что она отречется от своей религии. После некоторых сомнений она согласилась и стала жить райской жизнью во дворце араба. Но ее жизнь в раю была потревожена лишь одним явлением, которое ее сон описывает следующим образом: Каждую ночь сова прилетала и разрывала на части орла, и каждое утро женщина была вынуждена смотреть на останки орла, прибитые к стене. Сон заканчивался на том, как сновидица начинала писать письмо своей бабушке, в котором она извинялась, что предала свою религию.

Давайте попробуем проинтерпретировать этот сон. Ее брак с арабом создает ситуацию, в которой женские отношения с мужчиной соответствуют исключительно принципу удовольствия в его инфантильной и безличной форме. Женщина заплатила за этот чувственный рай бессознательного отречением от своей религии.

Так как сновидица не была религиозной, сон, кажется, не имеет дела с чем-либо существенным, что можно предать. Но отказ от части себя, части, которая отличала ее от араба, не оказался без последствий. Драматизм проявляется на более глубоком, безличностном уровне между силами, которые, поначалу, кажутся не имеющими отношения к сознанию и жизни сновидицы. Каждую ночь сова разрывает орла. Орел является архетипическим маскулинным символом солнца, небес, и духа; сова, с другой стороны, символизирует ночь и архетипическое Фемининное. Более того, как символ мудрости ночной жизни, сова сама по себе не ассоциируется с каким-либо негативным символизмом. Сова является той, что, зрит во тьме, то есть для сновидца представляет собой его интуицию [33], которая функционирует путем постижения темных, бессознательных процессов. Как принцип женской мудрости, сова это позитивный символ, когда она является как птица Афины, и негативный – когда появляется как птица ведьмы, которая использует ту же самую мудрость для служения злу.

Архетипическая Фемининность, покорная и благонравная в гареме днем, как ночная сова вершит свое возмездие над архетипически маскулинным орлом. Пока орел управляет днем и сознанием, сова должна скрываться. Но ночью, она не только правит, но и разрушает архетипический маскулинный принцип, – который, конечно, пробуждается к новой жизни с солнцем каждого утра.

Символизм сна выявляет не только реверсию позиции патриархального господства, где «внутренняя сторона» представлена ночным миром совы, а также подрывным влиянием, которое подавленное архетипическое Фемининное оказывает на архетипическое Маскулинное. Патриархально усиленная оппозиция Маскулинного и Фемининного, дня и ночи, сознания и бессознательного, приводит к скрытому, но смертоносному сражению полов, которое бушует под поверхностью патриархального господства и симбиоза мужчины и женщины в ночных глубинах бессознательных отношений.

Женское, кажущееся невинным, принятие гаремного рая и ее покладистость, и готовность быть подчиненной мужчине имеет скрытые, но ужасные последствия. Регресс к матриархальной враждебности по отношению к мужчине, символизирует сова, как Великая Мать, архетипическая Фемининность мстящая архетипической маскулинности, которая унизила ее, злоупотребляла ей, как объектом наслаждения. Доброе архетипическое Фемининное восстанавливает Маскулинное ночью и дает ему переродиться с новым днем; здесь, однако, злая Фемининность расчленяет Маскулинное, как Пенелопа избавлялась от навязчивых женихов, распуская все сотканное за день.

На субъективном уровне – то есть, относительно психэ сновидицы – поступок совы означает больше, чем разрушение архетипического маскулинного духовного принципа и больше, чем появившуюся возможность ночной (т.е. бессознательной), инстинктивной, архетипически фемининной жизни. За свой брак с арабом, женщина заплатила высокую цену, пожертвовав своей религией, духовным принципом, принадлежащим сновидице, который в действительности является коллективным, но, тем не менее, представляет собой более высокую форму сознания, чем та, что доминирует в чуждой, инстинктивной сфере в лице араба. В этом смысле сова также представляет собой негативный, регрессивный аспект Фемининного принципа в самой сновидице, который, даже ночью, раз за разом убивает архетипически маскулинную сторону ее сознания, орла. Покорность патриархату и жертва ее собственной духовной стороны определяет сознание сновидицы. Это ведет к двум последствиям: одно из них чувственный рай инстинктивной жизни; другое – драма совы и орла в коллективном бессознательном. Интерпретированная на объективном уровне, где это происходит между сновидицей и ее мужем, между Фемининным и Маскулинным, драма совы и орла означает следующее: месть Фемининного над Маскулинным, регрессия к уровню матриархальной враждебности к мужчинам – то есть победа над Маскулинным с помощью его собственной уязвимости к инстинктам. Это паттерн Самсона и Далилы: ночная победа Великой Матери, кастрация и расчленение архетипического Маскулинного при помощи сил, к которым Маскулинное уязвимо.

Но на субъективном уровне, где сова и орел имеют отношение к самой сновидице, сон значит следующее: ее готовность пожертвовать духовным имуществом, коллективными отношениями с духом-отцом (религией), в обмен на бессознательную жизнь в удовольствии, ведет к катастрофическому господству Ужасной Матери, которая делает [человека] бессознательным и приносит удовольствие, но которая также уничтожает все связи с маскулинным принципом, с сознанием, и с духовной стороной психэ. В современных женщинах эта регрессия выражается отрицательно, как внутренне, так и внешне. На практике это вредит ее мужу и ее отношениям с ним, так же сильно, как это вредит ее развитию, которое может остаться ни сознательным, ни ночным, подобным сове.

В отличие от расчленяющей совы[35], которая является инстинктивным аспектом архетипической фемининной враждебности ко дню, бабушка сновидицы является человеческим аспектом Великой Матери. Процесс, благодаря которому сновидица осознает плохую ситуацию и освобождается от узничества в мире, который порожден бессознательным, начинается с ее письма с извинениями к бабушке. Бабушка, как Великая Мать является Я, которое защищает индивидуальность и сознательно-одобренные ценности архетипической Фемининной необходимости развития целостности, и которая, когда настает время, определяет проблемы жизни, преимущественно второй половины жизни, через которую должна быть реализована целостность в процессе индивидуации. Но процесс индивидуации принадлежит стадии женского развития, которое уже преодолело симбиоз патриархальной культуры.

Хотя проблемы, как уже говорилось, разыгрываются среди культурного симбиоза патриархата, женщины, чуждые патриархату, больше не принадлежат его области. Как чужаки, они в большей степени являются «предшественниками». Конечно, те женщины, которые остаются фиксированы в изначальных отношениях, как вечные дочери Матери, или как вечные дочери патриархального уробороса (т.е. пойманные в пре-патриархальной стадии развития), не могут достичь патриархального брака и патриархального симбиоза. Но для «неосвобожденных» от патриархата – то есть тех женщин, чье разочарование в патриархате стало очевидным – ситуация иная.

Необходимость и готовность Фемининного позволить герою освободить его от пре-патриархальных стадий развития связанно с тем, что, как правило, Фемининное испытывает Маскулинное как солярное и трансперсонально духовное. Маскулинное отождествляется с активностью, волей, сознанием и развитием в направлении духа, так же как и в развитии патриархального сознания, в котором Маскулинное само по себе предполагает подобное отождествление. Но всякий раз, когда женщина переживает отдельного мужчину, просто как коллективное представление этих ценностей – то есть, когда он соответствует им настолько, насколько далеко он прошел архетипические стадии развития, но как личность и индивидуум не реализует их любым жизненным способом – она разочаровывается в нем, поскольку он соответствует только коллективно, но не индивидуально архетипу освобождающего героя. В этом случае женщина страдает от патриархального мужа, который терпит неудачу как индивидуальный партнер, внутренне ожидая стадии «конфронтации», которая характеризует встречу двух личностей.

Поскольку патриархальный брак почти так же стар, как наше историческое знание – знание, подобно истории, может существовать только с господством патриархального сознания – осложнения для Фемининного, которые канон патриархальной культуры влечет за собой, также очень стары. Следовательно, мы обнаруживаем подобного рода ситуации и их решения уже давно ставшими образами мифологии. Это особенно заметно в греческой мифологии[36], которая в значительной степени является осадком фундаментальных конфликтов, провоцируемых столкновением до-греческой, матриархальной ментальности с вторгшимися патриархальными греческими народами. Таким образом, трагедия столкновения Ясона и Медеи состоит в следующем: хотя Ясон и правда спас Медею от дракона и освободил ее от мира, управляемого ее отцом, он потерпел неудачу, когда должен был развивать индивидуальные отношения с ней. Он бросил ее, потому что он не подходил к ее очевидно опасной личности и страсти, которые не могли поместиться в патриархальный брак. Оставшись разочарованной неудачей своего партнера, Медея регрессирует в Ужасную Мать, которая убивает своих собственных детей и уезжает прочь на колеснице, запряженной драконами. Это означает, что освобождение героем – казалось бы, достигнутое победой Ясона над драконом и его похищением Медеи – так и осталось незаконченным.

Мы обнаруживаем ту же проблему с Ариадной и Тесеем, но в другой форме. Тесей так же освобождает Ариадну, которая помогает ему, от власти ее отца, и затем так же бросает ее. Но в этом случае регрессии к Ужасной Матери не следует; скорее она делает более позитивный, прогрессивный шаг в направлении патриархального уробороса, шаг, который проявляет переход в ее развитии. Дионис находит Ариадну и делает ее свободной. Неудача личного, земного героя – Тесея – затмилась ее отношениями с трансперсональным Маскулинным, которое способно освободить Фемининное.

В развитии современной женщины это означало бы, что ее разочарование в личном партнере в действительности ведет к отказу от личных отношений с конкретным человеком или с мужчинами в целом, но то же самое разочарование ведет к эмоциональному и духовному развитию освобождающих отношений с трансперсональным, например, в религиозной форме. В этом случае мы должны говорить не о регрессии к патриархальному уроборосу, но скорее следует рассматривать патриархальную уроборическую фигуру Диониса, как прогрессивный символ женского развития.

В отличие от такого рода положительных столкновений с патриархальным уроборосом мы находим другие встречи в мифологии, силы в которой являются регрессивными и деструктивными. Например, мы находим катастрофический исход такого рода ситуации в греческом мифе о дочерях Миния. Следуя своей наклонности оставаться добрыми и верными супругами – то есть, выполнять канон патриархальной культуры – они отвергли оргии Диониса, когда он триумфально проходит в непосредственной близости от них. Но подход архетипа - то есть, трансперсональная сила, как Дионис, означает смерть, освобождение, и преображение, особенно для женщины - роковой и его непреодолимая сила не может быть исключена из жизни безнаказанно. Следовательно, для этих женщин искусственно навязанная ограничивающая тенденция «хорошей жены» не признавать довлеющие трансперсональные энергии ведет к безумству, в котором они погибают.

Даже сегодня женские психические расстройства могут быть вызваны подходом традиционно «преданной» и ограничивающей патриархальной психологии. Оживленное развитие, вызванное вторжением трансперсонального, исключается в таких случаях и становится негативным. В этом смысле угроза, по сути, крах, патриархального, симбиотического брака может представлять собой один из необходимых элементов женского развития. Везде, где сталкиваются мужчина и женщина необходим – и здесь мы имеем в виду отношения между двумя индивидуумами – брак определенный исключительно патриархальным симбиозом и его коллективный характер должен быть разрушен, это утверждение подтверждается не только большим количеством разводов, но также исцелением многих невротических заболеваний современных женщин и их развитием.[37] «Верность» является центральной проблемой особенно в психологии женщины, ибо слишком часто верность – это не показатель жизненных отношений с ее партнером, но скорее только выражение психической летаргии и затрудняет развивающуюся потребность в прогрессе к новой фазе жизни. Нарушение верности может быть необходимым признаком борьбы героя, в которой табу, которое стало бесполезным должно быть разрушено. «Верность» тогда переворачивается, будучи именно подходом, который делает то, что требует судьба, даже если это не соответствует традиционному канону передающихся – т.е. коллективных – ценностей. В этом случае верность индивидуации – то есть, к собственной судьбе и к собственной необходимости развития – является более значимым, чем верность пре-индивидуальному подходу. Однако, по-настоящему решающий конфликт такого рода, независимо от того, как он возник, является роковым и никогда не подчиняющимся коллективному суждению, исходящему извне.

В отличие от коллективного, патриархального брака, который, в конечном счете, ограничен кланами и семьями, проблема индивидуальных взаимоотношений – то есть, столкновения – становится очевидной, где отношения становятся скорее вопросом индивидуальной любви, чем обусловленности внешними коллективными силами, такими как группы, так и внутренних коллективных энергий, таких как принуждение. Индивидуальные отношения, происходящие как брак-по-любви, помимо традиционного патриархального брака, однако, могут все еще существовать внутри коллективных норм патриархального брака.

Эта ситуация изменилась только в наши дни, когда все отношения между Маскулинным и Фемининным, мужчиной и женщиной, стали проблематичными. Эта перемена находит свое выражение не только в отношениях между мужем и женой, но также в самой психэ, поскольку мужское отношение со своей бессознательной женской стороной, анимой, и женское отношение с анимусом, начинают входить в сознание. Здесь заканчивается психология патриархата, и начинается психология столкновения, капитуляции, преданности Я, индивидуации, и открытия фемининного Я. Это две последние высшие стадии психологического развития Фемининного. Описывать их превосходит пределы нашего наброска, поскольку проблемы данной стадии охватывают практически все проблемы современной женщины, так как она действительно «современная», т.е. не живущая в наше время благодаря случайности. Оба этапа предполагают внутреннюю победу над симбиозом патриархата. Это в равной степени может произойти как в браке, который начался патриархально и симбиотически, так и в случае процесса ведущего от разрыва брака к новым отношениям. Но каждый переход от одной фазы к другой может пройти только через психический конфликт, в котором задействована вся личность.

Кризис такого рода, даже если он имеет место в браке, должен вовлекать обоих партнеров, потому что для женщины, изменения в отношениях между мужчиной и женщиной всегда предполагают соответствующую трансформацию ее партнера-мужчины. Крайне общая причина супружеских конфликтов и разводов заключается в том, что развитие в направлении новой стадии отношений, жизненно необходимое для одного партнера, трагически обречено на неудачу из-за недостаточного понимания другого партнера или его неспособности участвовать в развитии.

В отличие от коллективной поляризации патриархального симбиоза, подлинное «столкновение» приводит к взаимоотношениям, в которых мужчина и женщина относятся друг к другу, как сознательно и как бессознательные структуры, то есть целостные личности. В «Психологии переноса» Юнг рассматривал эту форму взаимоотношений, как кватернион, то есть четырехчастные взаимоотношения, в которых контактируют сознание и бессознательное обоих партнеров. Это содержит в себе всю природу каждой личности, поэтому, в случае мужчины, не только его патриархальное маскулинное сознание, но также его фемининную сторону, аниму. Но теперь, она не проецируется бессознательно, так что мужчина предстает и для себя самого и для своего партнера-женщины, как чисто маскулинное; скорее, мужчина и женщина должны сознательно относиться одинаково к мужской фемининной и маскулинной сторонам. В человеческом плане, это производит обилие осложнений и проблем. Поскольку мужская фемининная сторона, анима является эмоциональной и изначально он не осознает этого, то только косвенно и путем страданий он приходит к опыту неотъемлемой части своей природы, грани, которые он впервые испытал в своем партнере, как нечто чуждое и Фемининное. Однако эти проблемы требуют величайшего усилия не только от самого мужчины, но в равной степени и от женщины, которая, со своей стороны, должна стать свидетелем краха ее образа идеальной мужественности, когда она осознает мужскую фемининную сторону.

То же самое, относительно сложностей, справедливо и для женской психологии анимуса и растущей осведомленности о нем. Этот процесс также предъявляет большие запросы к взаимопониманию и терпимости обоих партнеров. Следовательно, на этом этапе столкновения сложная множественность психических отношений между мужчиной и женщиной практически не поддается исчислению.

Выполнение требований такого рода ситуации, однако, не только гарантирует жизнеспособные отношения и напряжения полярных оппозиций, но в то же время позволяет войти в отношения уникальной сути обоих партнеров. Поскольку и личное бессознательное и его или ее целостность оказываются вовлеченными в процесс трансформации личности, общепринятое коллективное подобие личности должно сдаться и отличительная и уникальная неповторимость человеческого бытия начинает оказывать влияние, без вмешательства персоны.[39] Только тогда, однако, обе персоны достигают подлинного столкновения, глубочайший уровень личности включается в живой конфликт (Auseinandersetzung), сугубо индивидуальные ее качества формируют отправную точку для переживания трансперсонального в себе и своем партнере. Эта форма столкновения есть высшая из возможных форм реальных взаимоотношений между мужчиной и женщиной.

Сначала, тесная форма взаимоотношений, символизируемая в переносе кватернионом и охватывающая бессознательное, кажется мужчине сложной и нежелательной, подобной «узничеству», и мужчина соглашается с женской тенденцией формировать отношения идентичности. Конечно, эта тенденция создавать отношения идентичности составляет основу формирующей сообщества природы Фемининного, которое в мистическом соучастии пытается снова и снова воссоздать изначальные узы человечества. Для женщины, это не действие, но бытие в сообществе, которое несет признак жизни. Для нее это не застольный разговор, но общая трапеза, не обсуждение и беседы, но быть вместе бок о бок, что становится решающим. Везде, где это действительно происходит, безмолвное знание друг друга есть форма духовного единения в большей степени законченная и необходимая для Фемининного, чем Маскулинного, чья позиция – лицом к лицу, эго к эго, и сознание к сознанию - чаще разделяет, чем связывает воедино.

Множество конфликтов в браке и любовных отношениях основывается на этом резком контрасте между фемининной и маскулинной природой представляющей констелляцию между мужчиной и женщиной, такой необычайно сложной, что даже между анимой и анимусом появляются все прямо противоположные отношения, что архетипически отличает Маскулинное от Фемининного. В соответствии со своей женской природой, анима, независимо от ищущего дистанции мужского эго, стремится создать эмоционально окрашенные отношения идентичности, соответствующие изначальным отношениям. Напротив, в своей фемининности, женщина в действительности не имеет сознательного намерения быть вместе, быть одним в мистическом соучастии, но, преследуемая архетипически маскулинным анимусом, она не может воздерживаться ни от наличия отдельных и раздражающих « точек зрения», ни от критических замечаний, и т.д.; впоследствии она обижена и ранена, когда при этом нарушается горячо желаемое духовное единство со своим мужем.

Следовательно, для обоих участников – мужчины и женщины – фаза столкновения содержит в себе чрезвычайные трудности. Принципиально эти трудности возникают из-за того, что проблема отношений неотделимо связана с проблемой индивидуации, развития целостности. Создание «четырехчастных» отношений, как это описано в «Психологии переноса» в действительности происходит в большей степени в бессознательном, только с сопутствующим или полностью отсутствующим участием со стороны эго. Но в реальности, «четырехчастные отношения» разыгрываются между полнотой обеих персон, то есть между целостностью обоих, охватывающей сознательное и бессознательное. Если каждый психический элемент противоположного пола, анима или анимус, включается в процесс интеграции, который снова устанавливает изначальную бисексуальность психэ каждого индивида, тогда ориентация на патриархальный мир ценностей отступает. Но это вынуждает индивида найти свой (его или ее) собственный путь - задача, которой коллективные заветы уже не в силах помочь.

Это еще раз подчеркивает контраст между мужской и женской проблемами, контраст – имеющий последствия для адаптации современной женщины – который легко приводит к развитию неврозов. Ассимиляция женской стороны в действительности решающая проблема в мужской индивидуации, но она остается его «личным делом», поскольку наша патриархальная культура, не только не требует индивидуации, но стремится отвергнуть ее в мужчине. Ассимиляция архетипически маскулинной стороны, анимуса женской природы, однако является совсем другим делом. В наши дни патриархальная культура, которая больше не угнетает ее и мешает ее участию в культурной жизни, мотивирует женщину развивать противоположную сторону своей психэ, начиная с детства. Это значит, что женщины принуждаются в определенной степени к самоотчуждению (Self-estrangement) ради развития сознания. Изначально от них требуется больше, чем от мужчин. Для женщины обязательно наличие как фемининности, так и маскулинности, от мужчины – только маскулинность. Мы говорим здесь об одном из осложнений, но также одной из возможностей, присущей женской ситуации в нашей культуре, что привело к тому, что огромное количество женщин вовлечено в развитие современной психологии, активно через сотрудничество и пассивно через их конфликты.

Однако, дальнейшее последствие этой фундаментальной ситуации заключается в том, что пределы «сознания» формируются ценностями патриархальной культуры, что не пробуждает искреннего ответа в женщинах, поскольку эти ценности часто стоят в оппозиции к ценностям женского Я. Женщина никогда не чувствует, что она является именно своим «собой», когда она отождествляет эго с патриархальным сознанием. Женщине часто кажется, что она отчуждена от самой себя, становясь сознательной, потому что она переживает конфликт между символически маскулинной структурой ее сознания и фемининной структурой ее целостности, как будто это расстройство. Но ее страдание закономерно, и ее «раздвоенность» является расстройством только тогда, когда измеряется против наивной совокупности и недвусмысленности изначальной ситуации.

Как мужчины, так и женщины естественным образом принуждаются архетипической маскулинной энергией внутри них, покинуть первоначальные взаимоотношения и найти свою путь к эго и сознанию, оба также вынуждаются присущей им архетипической фемининной энергией снова сдать эту позицию и ступать в направлении целостности, охватывающей Маскулинное и Фемининное. В случае женщины, это сама психэ, вынуждает выйти из патриархального мира в то, что соответствует ей; для мужчины это анима, а за ней, в конечном счете, также целостность психики, которая заставляет его отказаться от сугубо маскулинной идентичности. Для обоих, становление целым стоит в центре процесса индивидуации, психического развития второй половины жизни.

Как высшая стадия женского развития, индивидуация ведет женщину к открытию самости. Теперь столкновение с Маскулинным принимает форму внутреннего столкновения, в котором женщина переживает собственные архетипические маскулинные энергии. Женщина теперь становится сознательной относительно психических активностей, которые ранее переживались в форме проекции на внешний мир.

Все символы и содержания, характерные для первой стадии, появляются вновь, но теперь они стоят под знаком интеграции целостной личности и развитие имеет центр уже не в эго, а в самости, как центре единой психэ.

Смысл и значение архетипической констелляции зависит от стадии жизни, в которой она возникает. Во время архетипической фиксации или регрессии, любая из фаз индивидуального развития почти всегда негативна в течение первой половины жизни, а реактивация этих ранних фаз обычно имеет прогрессивное – т.е. решительно позитивное – значение для женского развития во вторую половину жизни, хотя эти стадии все еще содержат беспокоящие, и, кажется, негативные аспекты. Следовательно фиксация на патриархальном уроборосе в первую половину жизни констеллируется в неспособности к отношениям со стороны женщины в смысле недовольства своим мужем, фригидности, и уходом в существование в невротических фантазиях.

Но та же самая констелляция часто играет совершенно различные роли в процессе индивидуации. Когда патриархальный уроборос теперь навязывает индивидуацию, он может иметь освобождающую функцию и вести женщину из ограниченной сугубо личностной области к переживанию трансперсонального.

Интерпретация следующего сна современной женщины может служить тому иллюстрацией. Сложившаяся ситуация у сновидицы была такова, что отношения с мужем для нее были неудовлетворительными и неподобающими, в то время как отношения с ее другом были не только сексуально очень позитивны, но также полны духовной и эмоциональной жизни. Богатство отношений нашло свое выражение в различных формах, включая чувство взаимосвязи, расширяющегося до взаимной телепатической эмпатии в смысле мистического соучастия.

Сновидица обнаруживает себя в своем доме из детства, где было три комнаты в ряд: ее собственная, средняя комната, и ее отца. В этом сне сновидица хотела сделать выбор в пользу своего мужа и против своего друга. Она хотела вернуться в свою собственную комнату, но сначала, с помощью магии, ей пришлось войти в комнату отца, пройдя через среднюю комнату, где был ее друг.

Она увидела маленькую девочку, стоящую у отцовского письменного стола, но эта девочка была приведением, тенью. Когда, полная страха, она закричала, «Чего ты от меня хочешь?» она вдруг почувствовала, что была уколота иголкой и отравлена. «Случилось что-то ужасное». Когда она хотела вернуться в свою комнату, ее друг обнаружил ее в средней комнате и подумал, что она возвращается к нему. Как только он обнял ее, он стал огромным и начал сжимать ее все крепче и крепче. «Иголка ужасающе проколола меня; он завивался вокруг меня; Я вижу части гигантского змея; шепотом он спрашивал, останусь ли я с ним навсегда». Когда сновидица кивает головой в знак согласия, ее охватывает горе об утрате отношений с мужем, и она теряет сознание. На этом сон заканчивается.

Чтобы понять сон, мы должны упомянуть, что сновидица сильно привязана к отцу, который, как она считала, не любил ее. Тем не менее, она появилась каким-то образом, чтобы воплотить его образ анимы, и он имел привычку, внезапно и без перехода, делать ее своей личной наперсницей. Ее отношения с матерью были очень негативными.

Что же случилось во сне? Для нее невозможно уйти от ее друга и вернуться в свою комнату, потому что женская фигура в комнате отца волшебным образом притягивала ее. Эта призрачная фигура-тень рядом с письменным столом, которая отравила ее и есть она сама [сновидица], находящаяся в бессознательных отношениях с ее отцом. Бессознательная связь с отцом – чья природа не личностная, а трансперсональная, то есть, архетипическая – также определяет отношения с ее другом, отношения, которые завершают ее неудовлетворительный брак не только сексуально. Именно это единство мистических и чувственных элементов является характерным для отношений патриархального уробороса.

Опасные и пересиливающие аспекты взаимоотношений, которые содержатся в скрытой регрессивной связи с личным отцовским комплексом сновидицы и в архетипической фигуре патриархального уробороса, становятся очевидными в ее попытке освободиться от ее друга. Трансформация ее друга в большую змею-дракона патриархального уробороса выявляет яд ее призрачной, духовной связи с отцом. Объятия ее друга-дракона являются лишь еще одним способом выражения того, что непреодолимый архетип отравляет ее. Трансформация ее друга из человека в это трансперсональное, нечеловеческое существо есть ясное выражение силы архетипического фона, который определяет бессознательные отношения с ее отцом и отношения с ее другом. Мы уже указывали, что дракон мужчина в отношениях с женщиной часто символизирует патриархальный уроборос. [40] То, что особенно значимо здесь, это способ, которым надличностное перекрывает личностное.

Картина, которой она обрисовала эту сцену, усиливает ее состояние, в котором она попадает под власть дракона и друга, который шепчет ей, что теперь она останется с ним вечно. Для данного эпизода характерно то, что когда ее друг в форме змея обнимает ее, они не смотрят друг на друга. Оба, кажется, устремляют свой взор на какую-то отдаленную точку, как бы делая ясным то, что оба очарованы чем-то отличным от реальных друг друга, чья актуальная действительность не воспринимается.

Мы узнаем фигуру мужчины с телом змеи, например, в греческом мифе о Титанах и Гигантах, нижняя часть туловища которых изображалась в виде змей. Титан, который в мифе стремится овладеть силами, стоящими над ним, включая высшее Фемининное, представляет собой нижний уровень развития, по сравнению с более развитым кентавром, у которого мужчина обладает телом лошади вместо змеи. Кентавр также похищает женщину и пытается одолеть ее, то есть, сделать ее бессознательной, унести к Гадесу и т.д.

В мифе только вмешательство героических сил может сломить превосходящий по силе патриархальный уроборос, проявляющийся в его хтонической форме. Героические силы появляются, как Тесей и Лапиф на земном уровне, например, и как Зевс и олимпийцы на небесном уровне, и те и другие символизируют патриархальную сторону сознания. В истории человечества данное решение соответствует замещению патриархального уробороса в его нападающей безличности на патриархат и отдельного мужчину. Это то, что значил бы сон для сновидицы, если бы он приснился ей в течение первой половины жизни и обнаруживал бы невозможность формирования отношений с партнером из-за ее связи с патриархальным уроборосом.

Но в нашем случае мы сталкиваемся с другой ситуацией. Поскольку сновидица взрослая женщина, вовлеченная в процесс индивидуации, она должна осознать фигуру патриархального уробороса и опасность, которую он для нее представляет, независимо от того, каким образом ее отношения с мужчиной обретут форму. Это значит, что она должна прийти к точке внутреннего развития, где она, подобно солярному герою, освобождает себя от объятий дракона или переживает смертельный брак с драконом с сознательным смирением и преданностью для того чтобы – вместе с драконом – она могла появиться преобразованной. Здесь снова часто цитируемая сказка об Амуре и Психее является парадигматической. С ее принятием патриархального уробороса и трансформацией, которая за этим следует, духовная область трансперсональной природы раскрывается для женщины во второй половине жизни, неотъемлемая область, принадлежащая ее духовной стороне собственной фемининной природы, область, которая делает ее внутренне независимой от ценностей и суждений патриархата, архетипически маскулинного духа, чья суть чужда ее природе.

Центроверсия, стремящаяся к индивидуальной целостности, прорывается в ходе индивидуации, стадии развития в которой женщина достигает самости. [41]Теперь процесс персональной трансформации ведет к новому синтезу компонентов личности, в которой центр тяжести смещается от внешнего мира – и от внешних отношений – к миру внутри.

К.Г. Юнг так часто обсуждал значимость процесса трансформации для индивидуации, что нам достаточно лишь сослаться на его работы. [42] Кроме того, не представляется возможным представить конкретные особенности женской индивидуации в настоящем наброске. Только, опираясь на обширный материал, возможно пролить свет на связь между женской индивидуацией и стадиями, предшествующими ей. Следовательно, мы должны удовлетвориться лишь кратким обзором некоторых проблем из наиболее существенных в этом процессе.

В ходе индивидуации женщина в определенной степени уходит от ее отношений с внешним партнером и переживает внутри себя на более высоком уровне властные силы, которым она должна была сдаться на начальных стадиях ее развития. Таким образом, она приходит к новому опыту архетипической маскулинной стороны своей природы, которую в начале она должна пережить по большей части в виде внешней проекции, как героя и как патриархальный уроборос. Процесс трансформации приводит к конфронтации с внутренним маскулинным божеством на высшем плане: рождению божественного ребенка и все события, которые, например, мы находим изображенными в мифе об Амуре и Психее. Но теперь изначальные взаимоотношения появляются вновь в новой и более высокой форме: как встреча женского эго и ее женской самости. Теперь развитие завершено и образует единство со своим началом, когда женщина вновь воссоединяется с Великой Матерью, как Матерью Землей, Софией, и Фемининной самостью. С появлением более развитого уроборического образа самости, в котором образ Великой Матери и патриархального уробороса или Великого Отца объединены, женщина достигает внутреннего возрождения, формы духовной и эмоциональной плодотворности, характерной для нее, и в итоге добивается высшего опыта тотальности психэ, который она только способна пережить.

Таким образом, помимо стадий мужского развития, описанных в «Происхождении и развитии сознания», есть также независимая последовательность стадий, соответствующих женской природе, которые женщина должна пройти, если она стоит на пути обретения самости. Ни одна из этих двух последовательностей этапов, однако, не является самодостаточной в процессе развития, в котором мужчина становится маскулинным и женщина фемининной. Снова и снова принцип отношений с другим является решающим элементом для обоих. Хотя обретение самости является целью индивидуации и конечной точкой развития сознания и всей личности, роковая взаимозависимость мужчин и женщин, как партнеров продолжается на протяжении всех стадий женского и мужского развития. От самой низкой до самой высокой стадии, от содержания в бессознательном к постижению самости в процессе трансформации, один испытывает то, что находится в нем самом, посредством другого. И всегда этот «совершенно другой», противоположный тому, кем человек является, в полярности мужчины и женщины, Маскулинного и Фемининного, оказывается мистическим нуменом, из которого берет свою искру развитие в направлении аутентичности и к которому развитие, в конечном счете, возвращается, когда «непохожесть» сознательно преодолевается.

.