Давайте попробуем проинтерпретировать этот сон. Ее брак с арабом создает ситуацию, в которой женские отношения с мужчиной соответствуют исключительно принципу удовольствия в его инфантильной и безличной форме. Женщина заплатила за этот чувственный рай бессознательного отречением от своей религии.
Так как сновидица не была религиозной, сон, кажется, не имеет дела с чем-либо существенным, что можно предать. Но отказ от части себя, части, которая отличала ее от араба, не оказался без последствий. Драматизм проявляется на более глубоком, безличностном уровне между силами, которые, поначалу, кажутся не имеющими отношения к сознанию и жизни сновидицы. Каждую ночь сова разрывает орла. Орел является архетипическим маскулинным символом солнца, небес, и духа; сова, с другой стороны, символизирует ночь и архетипическое Фемининное. Более того, как символ мудрости ночной жизни, сова сама по себе не ассоциируется с каким-либо негативным символизмом. Сова является той, что, зрит во тьме, то есть для сновидца представляет собой его интуицию [33], которая функционирует путем постижения темных, бессознательных процессов. Как принцип женской мудрости, сова это позитивный символ, когда она является как птица Афины, и негативный – когда появляется как птица ведьмы, которая использует ту же самую мудрость для служения злу.
Архетипическая Фемининность, покорная и благонравная в гареме днем, как ночная сова вершит свое возмездие над архетипически маскулинным орлом. Пока орел управляет днем и сознанием, сова должна скрываться. Но ночью, она не только правит, но и разрушает архетипический маскулинный принцип, – который, конечно, пробуждается к новой жизни с солнцем каждого утра.
Символизм сна выявляет не только реверсию позиции патриархального господства, где «внутренняя сторона» представлена ночным миром совы, а также подрывным влиянием, которое подавленное архетипическое Фемининное оказывает на архетипическое Маскулинное. Патриархально усиленная оппозиция Маскулинного и Фемининного, дня и ночи, сознания и бессознательного, приводит к скрытому, но смертоносному сражению полов, которое бушует под поверхностью патриархального господства и симбиоза мужчины и женщины в ночных глубинах бессознательных отношений.
Женское, кажущееся невинным, принятие гаремного рая и ее покладистость, и готовность быть подчиненной мужчине имеет скрытые, но ужасные последствия. Регресс к матриархальной враждебности по отношению к мужчине, символизирует сова, как Великая Мать, архетипическая Фемининность мстящая архетипической маскулинности, которая унизила ее, злоупотребляла ей, как объектом наслаждения. Доброе архетипическое Фемининное восстанавливает Маскулинное ночью и дает ему переродиться с новым днем; здесь, однако, злая Фемининность расчленяет Маскулинное, как Пенелопа избавлялась от навязчивых женихов, распуская все сотканное за день.
На субъективном уровне – то есть, относительно психэ сновидицы – поступок совы означает больше, чем разрушение архетипического маскулинного духовного принципа и больше, чем появившуюся возможность ночной (т.е. бессознательной), инстинктивной, архетипически фемининной жизни. За свой брак с арабом, женщина заплатила высокую цену, пожертвовав своей религией, духовным принципом, принадлежащим сновидице, который в действительности является коллективным, но, тем не менее, представляет собой более высокую форму сознания, чем та, что доминирует в чуждой, инстинктивной сфере в лице араба. В этом смысле сова также представляет собой негативный, регрессивный аспект Фемининного принципа в самой сновидице, который, даже ночью, раз за разом убивает архетипически маскулинную сторону ее сознания, орла. Покорность патриархату и жертва ее собственной духовной стороны определяет сознание сновидицы. Это ведет к двум последствиям: одно из них чувственный рай инстинктивной жизни; другое – драма совы и орла в коллективном бессознательном. Интерпретированная на объективном уровне, где это происходит между сновидицей и ее мужем, между Фемининным и Маскулинным, драма совы и орла означает следующее: месть Фемининного над Маскулинным, регрессия к уровню матриархальной враждебности к мужчинам – то есть победа над Маскулинным с помощью его собственной уязвимости к инстинктам. Это паттерн Самсона и Далилы: ночная победа Великой Матери, кастрация и расчленение архетипического Маскулинного при помощи сил, к которым Маскулинное уязвимо.
Но на субъективном уровне, где сова и орел имеют отношение к самой сновидице, сон значит следующее: ее готовность пожертвовать духовным имуществом, коллективными отношениями с духом-отцом (религией), в обмен на бессознательную жизнь в удовольствии, ведет к катастрофическому господству Ужасной Матери, которая делает [человека] бессознательным и приносит удовольствие, но которая также уничтожает все связи с маскулинным принципом, с сознанием, и с духовной стороной психэ. В современных женщинах эта регрессия выражается отрицательно, как внутренне, так и внешне. На практике это вредит ее мужу и ее отношениям с ним, так же сильно, как это вредит ее развитию, которое может остаться ни сознательным, ни ночным, подобным сове.
В отличие от расчленяющей совы[35], которая является инстинктивным аспектом архетипической фемининной враждебности ко дню, бабушка сновидицы является человеческим аспектом Великой Матери. Процесс, благодаря которому сновидица осознает плохую ситуацию и освобождается от узничества в мире, который порожден бессознательным, начинается с ее письма с извинениями к бабушке. Бабушка, как Великая Мать является Я, которое защищает индивидуальность и сознательно-одобренные ценности архетипической Фемининной необходимости развития целостности, и которая, когда настает время, определяет проблемы жизни, преимущественно второй половины жизни, через которую должна быть реализована целостность в процессе индивидуации. Но процесс индивидуации принадлежит стадии женского развития, которое уже преодолело симбиоз патриархальной культуры.
Хотя проблемы, как уже говорилось, разыгрываются среди культурного симбиоза патриархата, женщины, чуждые патриархату, больше не принадлежат его области. Как чужаки, они в большей степени являются «предшественниками». Конечно, те женщины, которые остаются фиксированы в изначальных отношениях, как вечные дочери Матери, или как вечные дочери патриархального уробороса (т.е. пойманные в пре-патриархальной стадии развития), не могут достичь патриархального брака и патриархального симбиоза. Но для «неосвобожденных» от патриархата – то есть тех женщин, чье разочарование в патриархате стало очевидным – ситуация иная.
Необходимость и готовность Фемининного позволить герою освободить его от пре-патриархальных стадий развития связанно с тем, что, как правило, Фемининное испытывает Маскулинное как солярное и трансперсонально духовное. Маскулинное отождествляется с активностью, волей, сознанием и развитием в направлении духа, так же как и в развитии патриархального сознания, в котором Маскулинное само по себе предполагает подобное отождествление. Но всякий раз, когда женщина переживает отдельного мужчину, просто как коллективное представление этих ценностей – то есть, когда он соответствует им настолько, насколько далеко он прошел архетипические стадии развития, но как личность и индивидуум не реализует их любым жизненным способом – она разочаровывается в нем, поскольку он соответствует только коллективно, но не индивидуально архетипу освобождающего героя. В этом случае женщина страдает от патриархального мужа, который терпит неудачу как индивидуальный партнер, внутренне ожидая стадии «конфронтации», которая характеризует встречу двух личностей.
Поскольку патриархальный брак почти так же стар, как наше историческое знание – знание, подобно истории, может существовать только с господством патриархального сознания – осложнения для Фемининного, которые канон патриархальной культуры влечет за собой, также очень стары. Следовательно, мы обнаруживаем подобного рода ситуации и их решения уже давно ставшими образами мифологии. Это особенно заметно в греческой мифологии[36], которая в значительной степени является осадком фундаментальных конфликтов, провоцируемых столкновением до-греческой, матриархальной ментальности с вторгшимися патриархальными греческими народами. Таким образом, трагедия столкновения Ясона и Медеи состоит в следующем: хотя Ясон и правда спас Медею от дракона и освободил ее от мира, управляемого ее отцом, он потерпел неудачу, когда должен был развивать индивидуальные отношения с ней. Он бросил ее, потому что он не подходил к ее очевидно опасной личности и страсти, которые не могли поместиться в патриархальный брак. Оставшись разочарованной неудачей своего партнера, Медея регрессирует в Ужасную Мать, которая убивает своих собственных детей и уезжает прочь на колеснице, запряженной драконами. Это означает, что освобождение героем – казалось бы, достигнутое победой Ясона над драконом и его похищением Медеи – так и осталось незаконченным.
Мы обнаруживаем ту же проблему с Ариадной и Тесеем, но в другой форме. Тесей так же освобождает Ариадну, которая помогает ему, от власти ее отца, и затем так же бросает ее. Но в этом случае регрессии к Ужасной Матери не следует; скорее она делает более позитивный, прогрессивный шаг в направлении патриархального уробороса, шаг, который проявляет переход в ее развитии. Дионис находит Ариадну и делает ее свободной. Неудача личного, земного героя – Тесея – затмилась ее отношениями с трансперсональным Маскулинным, которое способно освободить Фемининное.
В развитии современной женщины это означало бы, что ее разочарование в личном партнере в действительности ведет к отказу от личных отношений с конкретным человеком или с мужчинами в целом, но то же самое разочарование ведет к эмоциональному и духовному развитию освобождающих отношений с трансперсональным, например, в религиозной форме. В этом случае мы должны говорить не о регрессии к патриархальному уроборосу, но скорее следует рассматривать патриархальную уроборическую фигуру Диониса, как прогрессивный символ женского развития.
В отличие от такого рода положительных столкновений с патриархальным уроборосом мы находим другие встречи в мифологии, силы в которой являются регрессивными и деструктивными. Например, мы находим катастрофический исход такого рода ситуации в греческом мифе о дочерях Миния. Следуя своей наклонности оставаться добрыми и верными супругами – то есть, выполнять канон патриархальной культуры – они отвергли оргии Диониса, когда он триумфально проходит в непосредственной близости от них. Но подход архетипа - то есть, трансперсональная сила, как Дионис, означает смерть, освобождение, и преображение, особенно для женщины - роковой и его непреодолимая сила не может быть исключена из жизни безнаказанно. Следовательно, для этих женщин искусственно навязанная ограничивающая тенденция «хорошей жены» не признавать довлеющие трансперсональные энергии ведет к безумству, в котором они погибают.
Даже сегодня женские психические расстройства могут быть вызваны подходом традиционно «преданной» и ограничивающей патриархальной психологии. Оживленное развитие, вызванное вторжением трансперсонального, исключается в таких случаях и становится негативным. В этом смысле угроза, по сути, крах, патриархального, симбиотического брака может представлять собой один из необходимых элементов женского развития. Везде, где сталкиваются мужчина и женщина необходим – и здесь мы имеем в виду отношения между двумя индивидуумами – брак определенный исключительно патриархальным симбиозом и его коллективный характер должен быть разрушен, это утверждение подтверждается не только большим количеством разводов, но также исцелением многих невротических заболеваний современных женщин и их развитием.[37] «Верность» является центральной проблемой особенно в психологии женщины, ибо слишком часто верность – это не показатель жизненных отношений с ее партнером, но скорее только выражение психической летаргии и затрудняет развивающуюся потребность в прогрессе к новой фазе жизни. Нарушение верности может быть необходимым признаком борьбы героя, в которой табу, которое стало бесполезным должно быть разрушено. «Верность» тогда переворачивается, будучи именно подходом, который делает то, что требует судьба, даже если это не соответствует традиционному канону передающихся – т.е. коллективных – ценностей. В этом случае верность индивидуации – то есть, к собственной судьбе и к собственной необходимости развития – является более значимым, чем верность пре-индивидуальному подходу. Однако, по-настоящему решающий конфликт такого рода, независимо от того, как он возник, является роковым и никогда не подчиняющимся коллективному суждению, исходящему извне.
В отличие от коллективного, патриархального брака, который, в конечном счете, ограничен кланами и семьями, проблема индивидуальных взаимоотношений – то есть, столкновения – становится очевидной, где отношения становятся скорее вопросом индивидуальной любви, чем обусловленности внешними коллективными силами, такими как группы, так и внутренних коллективных энергий, таких как принуждение. Индивидуальные отношения, происходящие как брак-по-любви, помимо традиционного патриархального брака, однако, могут все еще существовать внутри коллективных норм патриархального брака.
Эта ситуация изменилась только в наши дни, когда все отношения между Маскулинным и Фемининным, мужчиной и женщиной, стали проблематичными. Эта перемена находит свое выражение не только в отношениях между мужем и женой, но также в самой психэ, поскольку мужское отношение со своей бессознательной женской стороной, анимой, и женское отношение с анимусом, начинают входить в сознание. Здесь заканчивается психология патриархата, и начинается психология столкновения, капитуляции, преданности Я, индивидуации, и открытия фемининного Я. Это две последние высшие стадии психологического развития Фемининного. Описывать их превосходит пределы нашего наброска, поскольку проблемы данной стадии охватывают практически все проблемы современной женщины, так как она действительно «современная», т.е. не живущая в наше время благодаря случайности. Оба этапа предполагают внутреннюю победу над симбиозом патриархата. Это в равной степени может произойти как в браке, который начался патриархально и симбиотически, так и в случае процесса ведущего от разрыва брака к новым отношениям. Но каждый переход от одной фазы к другой может пройти только через психический конфликт, в котором задействована вся личность.
Кризис такого рода, даже если он имеет место в браке, должен вовлекать обоих партнеров, потому что для женщины, изменения в отношениях между мужчиной и женщиной всегда предполагают соответствующую трансформацию ее партнера-мужчины. Крайне общая причина супружеских конфликтов и разводов заключается в том, что развитие в направлении новой стадии отношений, жизненно необходимое для одного партнера, трагически обречено на неудачу из-за недостаточного понимания другого партнера или его неспособности участвовать в развитии.
В отличие от коллективной поляризации патриархального симбиоза, подлинное «столкновение» приводит к взаимоотношениям, в которых мужчина и женщина относятся друг к другу, как сознательно и как бессознательные структуры, то есть целостные личности. В «Психологии переноса» Юнг рассматривал эту форму взаимоотношений, как кватернион, то есть четырехчастные взаимоотношения, в которых контактируют сознание и бессознательное обоих партнеров. Это содержит в себе всю природу каждой личности, поэтому, в случае мужчины, не только его патриархальное маскулинное сознание, но также его фемининную сторону, аниму. Но теперь, она не проецируется бессознательно, так что мужчина предстает и для себя самого и для своего партнера-женщины, как чисто маскулинное; скорее, мужчина и женщина должны сознательно относиться одинаково к мужской фемининной и маскулинной сторонам. В человеческом плане, это производит обилие осложнений и проблем. Поскольку мужская фемининная сторона, анима является эмоциональной и изначально он не осознает этого, то только косвенно и путем страданий он приходит к опыту неотъемлемой части своей природы, грани, которые он впервые испытал в своем партнере, как нечто чуждое и Фемининное. Однако эти проблемы требуют величайшего усилия не только от самого мужчины, но в равной степени и от женщины, которая, со своей стороны, должна стать свидетелем краха ее образа идеальной мужественности, когда она осознает мужскую фемининную сторону.
То же самое, относительно сложностей, справедливо и для женской психологии анимуса и растущей осведомленности о нем. Этот процесс также предъявляет большие запросы к взаимопониманию и терпимости обоих партнеров. Следовательно, на этом этапе столкновения сложная множественность психических отношений между мужчиной и женщиной практически не поддается исчислению.
Выполнение требований такого рода ситуации, однако, не только гарантирует жизнеспособные отношения и напряжения полярных оппозиций, но в то же время позволяет войти в отношения уникальной сути обоих партнеров. Поскольку и личное бессознательное и его или ее целостность оказываются вовлеченными в процесс трансформации личности, общепринятое коллективное подобие личности должно сдаться и отличительная и уникальная неповторимость человеческого бытия начинает оказывать влияние, без вмешательства персоны.[39] Только тогда, однако, обе персоны достигают подлинного столкновения, глубочайший уровень личности включается в живой конфликт (Auseinandersetzung), сугубо индивидуальные ее качества формируют отправную точку для переживания трансперсонального в себе и своем партнере. Эта форма столкновения есть высшая из возможных форм реальных взаимоотношений между мужчиной и женщиной.
Сначала, тесная форма взаимоотношений, символизируемая в переносе кватернионом и охватывающая бессознательное, кажется мужчине сложной и нежелательной, подобной «узничеству», и мужчина соглашается с женской тенденцией формировать отношения идентичности. Конечно, эта тенденция создавать отношения идентичности составляет основу формирующей сообщества природы Фемининного, которое в мистическом соучастии пытается снова и снова воссоздать изначальные узы человечества. Для женщины, это не действие, но бытие в сообществе, которое несет признак жизни. Для нее это не застольный разговор, но общая трапеза, не обсуждение и беседы, но быть вместе бок о бок, что становится решающим. Везде, где это действительно происходит, безмолвное знание друг друга есть форма духовного единения в большей степени законченная и необходимая для Фемининного, чем Маскулинного, чья позиция – лицом к лицу, эго к эго, и сознание к сознанию - чаще разделяет, чем связывает воедино.
Множество конфликтов в браке и любовных отношениях основывается на этом резком контрасте между фемининной и маскулинной природой представляющей констелляцию между мужчиной и женщиной, такой необычайно сложной, что даже между анимой и анимусом появляются все прямо противоположные отношения, что архетипически отличает Маскулинное от Фемининного. В соответствии со своей женской природой, анима, независимо от ищущего дистанции мужского эго, стремится создать эмоционально окрашенные отношения идентичности, соответствующие изначальным отношениям. Напротив, в своей фемининности, женщина в действительности не имеет сознательного намерения быть вместе, быть одним в мистическом соучастии, но, преследуемая архетипически маскулинным анимусом, она не может воздерживаться ни от наличия отдельных и раздражающих « точек зрения», ни от критических замечаний, и т.д.; впоследствии она обижена и ранена, когда при этом нарушается горячо желаемое духовное единство со своим мужем.
Следовательно, для обоих участников – мужчины и женщины – фаза столкновения содержит в себе чрезвычайные трудности. Принципиально эти трудности возникают из-за того, что проблема отношений неотделимо связана с проблемой индивидуации, развития целостности. Создание «четырехчастных» отношений, как это описано в «Психологии переноса» в действительности происходит в большей степени в бессознательном, только с сопутствующим или полностью отсутствующим участием со стороны эго. Но в реальности, «четырехчастные отношения» разыгрываются между полнотой обеих персон, то есть между целостностью обоих, охватывающей сознательное и бессознательное. Если каждый психический элемент противоположного пола, анима или анимус, включается в процесс интеграции, который снова устанавливает изначальную бисексуальность психэ каждого индивида, тогда ориентация на патриархальный мир ценностей отступает. Но это вынуждает индивида найти свой (его или ее) собственный путь - задача, которой коллективные заветы уже не в силах помочь.
Это еще раз подчеркивает контраст между мужской и женской проблемами, контраст – имеющий последствия для адаптации современной женщины – который легко приводит к развитию неврозов. Ассимиляция женской стороны в действительности решающая проблема в мужской индивидуации, но она остается его «личным делом», поскольку наша патриархальная культура, не только не требует индивидуации, но стремится отвергнуть ее в мужчине. Ассимиляция архетипически маскулинной стороны, анимуса женской природы, однако является совсем другим делом. В наши дни патриархальная культура, которая больше не угнетает ее и мешает ее участию в культурной жизни, мотивирует женщину развивать противоположную сторону своей психэ, начиная с детства. Это значит, что женщины принуждаются в определенной степени к самоотчуждению (Self-estrangement) ради развития сознания. Изначально от них требуется больше, чем от мужчин. Для женщины обязательно наличие как фемининности, так и маскулинности, от мужчины – только маскулинность. Мы говорим здесь об одном из осложнений, но также одной из возможностей, присущей женской ситуации в нашей культуре, что привело к тому, что огромное количество женщин вовлечено в развитие современной психологии, активно через сотрудничество и пассивно через их конфликты.